Чужая в чужом море

Само собой получилось, что Эстер время от времени помогала доктору Нги, а теперь и военфельдшеру Керку (как до того помогала фельдшеру миссии). Потом появились три «осколка войны» — подростки, которых военспецы притащили из очередного полевого рейда (Эстер старалась не думать о том, что еще происходило в этих рейдах). Пытаясь спасти жизнь трех сломанных голодом и морфином человеческих существ, она впервые подумала, что с ней судьба обошлась еще сравнительно мягко… От этих троих остались только холмики, накрытые тяжелыми камнями (чтобы гиены не добрались до тел).

С этого момента она стала проводить большую часть времени в компании меганезийских военспецов и туземных волонтеров из народной милиции, а в Миссии только ночевала. Эта грубоватая компания оказалась комфортнее, чем цивилизованное общество мисс Ренселлер и викария Джордана. Вечерами Виллем и Эстер засиживались у армейских шатров, болтая с инструкторами и слушая их музыкальную самодеятельность (Уфти и Керк неплохо играли на гавайской гитаре). А дальше появилась Пума. Ее принесли из рейда точно так же, как тех. Эстер с ужасом думала, что и финал будет таким же: после нескольких дней надежд и отчаянных усилий, все закончится четвертым холмиком, но… Как позже говорил Керк (то ли в шутку, то ли всерьез): «Это магия: Рон дал ей удачное имя, и она не умерла». Эстер была, в какой–то мере, согласна, но с оговоркой: случайно дав девчонке имя, сержант Рон оказался под влиянием каких–то своих странных обычаев, которые требовали, чтобы он из кожи вон лез, только бы Пума выжила. Через две недели этот живой скелетик стал едва заметно обрастать мясом. Разумеется, дело было не только в Роне. Керк, доктор Нги, и Эстер тоже сделали все, что от них зависело. Сейчас Эстер казалось, что от этих двух недель она получила не меньше, чем Пума. Чувство победы в сложном, почти невыполнимом деле, вернули ей необходимый уровень уважения к себе.

Был и другой зигзаг судьбы: появление шеф–инженера Наллэ Шуанга. Он прибыл на очередном грузовом дирижабле и, едва ступив на землю, произнес загадочную фразу: «Местечко, конечно, пока еще не курорт, но тут уже тепло — не то, что в Антарктиде». Внешность у этого персонажа была не особенно приметная. Рост чуть выше среднего, возраст несколько меньше 40 лет, раса – метис, телосложение – обычное для тех, кто ведет не очень спортивный, но подвижный образ жизни. Шуанг был бы неотличим от миллионов жителей Шанхая или Мехико если бы не глаза и губы – как будто, живой компьютерный смайлик, излучающий гигаватты веселой жизненной энергии.

— Кто он? – спросила Эстер у оказавшегося рядом Нонга Вэнфана.

— Парень, который переворачивает мир, — ответил меганезийский лейтенант, — это его работа: переворачивать мир. Говорят, он неплохо с ней справляется.

В тот же вечер она нашла в интернете краткое досье этого человека.

*********************************

Stringer net journal. Who is who at Hawaiika?

Наллэ Шуанг, активист «Humanifesto»

*********************************

Наллэ Шуанг, 38 лет, сын этнической китаянки из Сиэтла (США) и валлийца из Южно–Африканской Республики, родился на маленьком атолле Нукуфетау, расположенном в регионе Тувалу, примерно на равном расстоянии от Новой Зеландии, Папуа, Таити и Гавайев, в религиозной общине «Humanifesto» (в Океании ее название сокращали до «Humi»). Удивительная игра природы построила атолл Нукуфетау в виде правильного квадрата из 40 крошечных «motu» вокруг лагуны, диагональ которой составляет 10 миль. Говорят, что именно эта геометрическая экзотика побудила совет общины Humi выбрать Нукуфетау из других альтернатив, когда в 70–е годы XX века суд города Ки–Уэст, штат Флорида, признал деятельность «Humanifesto» экстремистской, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Религия Хуми была некой причудливой смесью секулярного гуманизма эпохи ранней НТР с палеолитическим культом Матери–Прародительницы, и доктрины «Jedi Knight» (созданной фантастом Джорджем Лукасом, автором «Звездных войн»). От тысяч других синкретических религий New Age, хумианство отличалось радикализмом его адептов, действовавших в стиле «джедайских рыцарей» при защите т.н. «реальных ценностей человеческой жизни, свободы и счастья». Принципы «Meganezia Magna Carta» (ставшей основным законом этих мест после Алюминиевой революции) показались хуми недопустимо мягкими, и они регулярно пытались их «исправлять». Меганезийские суды, в свою очередь, пытались «исправлять» хуми, вкатывая им за каждую экстремистскую выходку внушительные сроки каторжных работ. Тем не менее, суды ни разу не прибегали к «фирменному меганезийскому блюду»: ВМГС. Слишком близко лежали принципы хуми к принципам самой Великой Хартии и слишком много волонтеров–хуми участвовали в Алюминиевой революции и войне за Хартию.