Чужая война

– Бывшая невеста, – отчетливо произнесла она. – Я разорвала помолвку еще до того, как он исчез. Повесился ли он или сгинул в Шибане – мне все равно. Одно могу сказать. Он был слабаком, маленьким человеком, страдающим от славы своего отца. Он стоит жалости, о таких не стоит вспоминать. Лучше поговорим о настоящих мужчинах. Я уже вижу, что Самрии есть, что показать.

Тереза шутливо поклонилась в сторону Сейфуллаха, и разговор плавно перетек в обмен комплиментами. Сейфуллаху было не занимать ловкости в словесных играх. Он с одинаковым успехом укутывал медовой лестью дам и осыпал колкостями военных, которые проявили удивительное неравнодушие, встав на защиту всех драганских мужчин, в целом, и сына Канцлера, в частности. А последний стоял у распахнутого окна и мечтал окунуть хозяйку вечера головой в чашу с пальмовой настойкой.

– Да, у нас есть мужчины, которые Согдарии и не снились, – томно протянула дочка наместника. – Разбойник из Балидета, например. Говорят, он из рода тех купцов, которые когда-то выступили против Жестоких. Война у него в крови. Еще рассказывают, что Жестокие вырезали всю его родню. Его самого спасли керхи, которые воспитали из него зверя. Так что у Маргаджана свои счеты с драганами. Думаю, на Балидете он не остановится.

– Откуда у него столько воинов? – удивилась Тереза.

– Вступил в сговор с пайриками, – подхватил тему один из купцов. – Керхи славятся своими шаманами. Все войско превратится в песок, как только последний из Жестоких падет от меча мстителя. Кстати, на древнекучеярском Маргаджан означает «каратель». Балидет платит за свою жадность. Нечего было брать такие огромные пошлины за проход на шибанские рынки.

– А говорят, он драган, – вставил кто-то из гостей.

– Колдовство, – уверенно отмахнулась дочь наместника. – Такие могут принять любую личину. По слухам, она у него очень недурна. Пусть он поскорее появится в Самрии. Я с удовольствием посмотрю, как его повесят на главной площади.

– Всех колдунов нужно сжигать, – неожиданно произнесла Тереза. – Огонь очищает от любой заразы, остается лишь пепел. Когда-то у нас в Согдиане была отличная традиция. Могли сжечь за косой взгляд, брошенный в сторону императорского дворца. Страшно, жестоко, но эффективно. В последние годы Канцлер смягчился, все больше в тюрьмы сажает. Зато раньше и чище было. Так что, Лукреция, предложи своему отцу разводить костры. Может, и карателей у вас поубавится.

Предложение госпожи Монрето нашли остроумным. Ей зааплодировали, а Лукреция подняла бокал за старую согдианскую традицию.

Арлинг почувствовал, как порыв горячего ветра из окна задул стоящую рядом свечу, уронив несколько капель воска ему на руку. Только сейчас он понял, какую серьезную ошибку допустил, придя на прием. Сейфуллах отлично справился бы и без него. В этих комнатах не было етобаров. Также как не было в них сына Канцлера и его прошлого. Просто какие-то люди. Чужие и незнакомые. И ему было все равно, о чем они разговаривали и кого обсуждали. Халруджи отсюда нужно уйти. Не раздумывая. Прямо сейчас.

Понимая, что нарушает свои же правила, Регарди незаметно подошел к Сейфуллаху и прошептал, что будет дожидаться его наверху, так как виноград госпожи Монрето сыграл с ним недобрую шутку. Аджухам постарался выглядеть не слишком довольным и даже заботливо предложил ему денег на лекарство. Халруджи так же вежливо отказался и покинул место, от которого пахло дымом костров и смертью.

«Всех колдунов нужно сжигать» – слова Терезы раздавались в голове оглушительным громом, настойчиво цепляясь за каждую мысль, которую он пытался призвать на помощь, чтобы вернуть себе равновесие. Он ненавидел сестру Даррена, и эта ненависть, погребенная под толщей лет, проведенных в школе имана, уверенно выбиралась наружу. Если он даст ей хоть глоток свежего воздуха, шансы выполнить миссию халруджи до конца превратятся в морскую пену, которую тут же развеет пустынный ветер.

Арлинг не заметил, как быстрый шаг перешел в бег, а мозаика на полу гостиницы сменилась уличными плитами. Его вынесло во двор с кактусами и долго кружило по двору, пока он не опустил ладонь в колючие заросли. Боль всегда помогала, но развеять туман злости удалось не сразу.

Если Даррен имел острые зубы и стальные когти, то его сестра плевалась ядом. От первого халруджи предпочел сбежать, а от второй должен был найти противоядие.

К тому моменту, когда он извлек из кожи все колючки, луна щедро поливала ночной город бледным светом, и лишь веселые голоса из широко распахнутых окон говорили о том, что не все люди стали жертвой ее бессмертного обаяния. Укрыться за спасительным сном, забыв Терезу и все, что она привезла из Согдарии – вот, что ему было нужно. Поверить в то, что завтра она исчезнет, и никогда больше не появится в его жизни. В последнее время обманывать себя удавалось легко.