— Милейший господин, какая удача встретить вас сегодня! Я продал всех рабов кроме одного. Никто не хочет связываться с каргалом, но я сделаю вам хорошую скидку. Смотрите, какие у него сильные руки и спина. Он рожден, чтобы махать киркой. Десять султанов, и драган ваш.
Говыль, который слушал вора с плохо скрытым презрением, оказался низкорослым, потным кучеяром. От него пахло чесноком, рыбой и модным в Сикелии благовонием «Рассвет в Пустыне», который должен был скрыть вонь немытого тела. Сопровождавшие его наемники казались людьми, которые серьезно относились к своему делу. Их оружие не звенело украшениями, а движения были вкрадчивыми и опасными.
— Он слепой? — лениво протянул Говыль.
— Это ни в коем случае не недостаток, — поспешил объяснить вор. — Он вполне самостоятелен. Вы бы видели, как он работает! Силен, как бык, вынослив, как осел…
— Что ж его тогда не купили?
— Упрям тоже, как осел, — понуро признался Вулкан. — Ему можно всю спину изодрать, а он все равно по-своему сделает. Такого только Подземка исправит. Купите, не пожалеете. Его никакая хворь не берет, он месяц жил в бараке с больными, и ничего.
— Господин, — вкрадчиво окликнул управляющего один из наемников. — Мы пришли за керхскими рабами. Нас ждут.
— Заткнись, — незлобно ругнулся Говыль, подходя к Арлингу. — Упрямый, говоришь?
Регарди постарался соответствовать образу, гордо подняв подбородок, как учил вор. За что поплатился — Говыль с размаху ударил его под ребра. Халруджи сгруппировался и подался назад, смягчив удар, но все равно согнулся пополам, изображая, что сдерживает рвущийся наружу стон.
Вулкан хотел возмутиться, но Говыль остановил его, подняв руку.
— Семь монет, больше не дам.
— Согласен, согласен, — забормотал вор, передавая цепь от ошейника Арлинга управляющему. — Оплата на месте, сейчас бумаги принесу.
Звякнули монеты, и сделка была заключена.
— Прощай, самоубийца, — прошептал ему Вулкан. — Надеюсь, Джавад не оторвет мне голову, когда узнает, что я отправил слепого в «Подземелье Покорности». Пойду задержу того идиота, который хотел тебя купить. Больше я ничего не смогу сделать.
Арлинг едва заметно кивнул ему и разрешил Говылю увезти себя с помоста. Они направлялись туда, где продавали рабов керхи. Именно здесь должен был потерять свободу Сейфуллах. Только в отличие от Регарди, у Аджухама не было ключа от ошейника, спрятанного в набедренной повязке. И надежды тоже.
Когда они уже покидали рынок, в торговые ряды Камалаки неожиданно ворвался ветер. Он пронесся бешенным смерчем вдоль помостов, удивив торговцев и оживив рабов. Арлинг усмехнулся. Ветер появлялся всегда, когда в его жизни назревали неприятности. Но на этот раз он был к ним готов.
— Правила просты, — сказал Говыль, продевая цепь от ошейника Арлинга в кольцо на полу. — Все, что тебе велят, ты исполняешь с таким рвением, словно делаешь это для самого Некрабая. Если не делаешь, тебя бьют. Разговаривать можно только в бараке. Скажешь слово за пределами этой норы, и тебя снова побьют. Покинешь рабочее место без разрешения, и… Правильно, тебя опять будут бить.
Кучеяр почти с любовью погладил кнут на поясе. Здесь, в Подземке, он преобразился. Заносчивость и презрение, которые сочились из него на невольничьем рынке, превратились в деловитость и внимательность, сделав его похожим на фермера, опекающего курятник.
Арлингу не нужны были неприятности раньше времени, поэтому он слушал вполуха, понуро повесив голову и всячески изображая покорность. Он старался не забыть дорогу, которую нарисовал в голове по пути к баракам.
Самый старый и большой рудник города оказался действительно старым. Все скрипело, шаталось и кряхтело, начиная с верхнего тоннеля. Как и рассказывал Вулкан, в Подземку вел только один путь — со склада, где хранились мешки с необработанной рудой, шахтерское оборудование, провиант и запасы воды. Все это богатство охранялось двадцатью вооруженными до зубов кучеярами. Арлинг подозревал, что казармы с остальными охранниками располагались неподалеку. По словам вора, рудники сторожили не меньше полусотни человек.
Вход в шахту представлял собой широкий, вырубленный в каменном полу проем. Крутая лестница с отполированными ступенями ныряла вниз и исчезала во мраке. Дневной свет заканчивался через пять салей, уступая место тусклым бликам чадящих факелов и масляных ламп. Чем ниже спускалась лестница, тем темнее становилось. В отличие от зрячих исчезновение света Арлинга не беспокоило, но и он был вынужден насторожиться. В темноте звуки и запахи искажались, что могло привести к ошибке, на которую он сейчас не имел права.
Спуск закончился тоннелем, полным бездонных колодцев, о которых предупредил гуляющий в них ветер. Арлинг насчитал одиннадцать ям, прежде чем их процессия достигла еще одной лестницы. На этот раз спуск был круче, проход уже, а факелов меньше. Зато охраны стало больше. У каждой лестницы стояли стражники, вооруженные алебардами, топорами и саблями.