Чужая война

— Это древний кучеярский бог, — назидательно произнес Ларс. — Его подзабыли, но раньше он правил миром. Человеку нельзя привлекать его внимание, особенно сейчас. Были времена, когда Некрабай был добр и даже помогал людям, но они остались в прошлом. Тогда Сикелию покрывали цветущие сады, а дожди шли каждую ночь. Однако люди всегда остаются людьми. Есть среди них хорошие, есть плохие. У Некрабая были слуги, с которыми он иногда делился знаниями. Но знаний им было мало, и однажды они украли у него источник его божественной силы. С тех пор Некрабай бог лишь наполовину. Однако и той мощи, что у него осталась, хватит, чтобы уничтожить мир. Его гнев высушил Сикелию, а сам он спустился в недра земли, где до сих пор бродит. По слухам, те слуги, которые украли его силу, спрятались в подземелье как раз здесь, в горах Исфахана. Но использовать ее не смогли. Не успели. Белая Язва застигла их врасплох, и они спрятали силу бога в тайнике. Говыль верит, что тайник находится в Подземке, и порой заставляет нас копать там, где золотой руды нет. Ищет божественную силу, а мы свои шеи подставляем. Некрабай-то никуда не девался. Он по-прежнему рыскает по шахтам, надеясь найти воров и то, что у него отняли. Поэтому там, где копают, разговаривать нельзя — чтобы его внимания не привлечь.

Арлинг слышал много слухов и легенд о Нехебкае, но с такой версией еще не сталкивался. Интересно, что бы сказал на это иман. И чем в таком случае являлся солукрай?

— Кто тебе рассказал об этом? — спросил он, чувствуя, как загадки настоящего вытесняют морок прошлого.

— Говыль, кто же еще, — ухмыльнулся старик. — Он считает себя потомком тех слуг, что украли силу Нехебкая. Однако я слышал, что Говыль сам узнал эту историю от одного раба, который, возможно, и был настоящим потомком. Не забивай себе голову. Главное, как сказал Говыль, соблюдай правила. Дольше проживешь.

«Давай, Ларс, расскажи мне еще о Нехебкае и его слугах», — мысленно попросил Арлинг, чувствуя, как в голове начинает восстанавливаться порядок. Страх и растерянность прошли, уступив место здоровой злости, которая затаилась, ожидая своего часа.

— Тебе знакомо имя «Сейфуллах Аджухам»? — спросил он Ларса, почти придя в себя. — Это мой друг. Его продали сюда примерно три недели назад. Молодой, низкорослый, как все кучеяры, но держится горделиво, даже заносчиво. Сзади на шее родинка в форме полумесяца. По кучеярским меркам, красив. Пальцы узкие, мизинец на левой руке слегка искривлен…

— Эй, дружище, — перебил его раб. — О чем ты говоришь? Думаешь, мы тут разглядываем, у кого какая родинка? Кучеяров здесь больше, чем жуков в навозе. Каждую неделю новичков привозят. Хм, молодой и заносчивый? С гонором тут много, но такие долго не живут. Их или ломают, или они ломаются сами. Хм… На твоего друга похож тот кучеяр, который больным притворился. Если это был он, то лучше о нем забудь. В Подземке вы, может, еще и встретились бы, но в Туманной Башне теряются все. Как в тумане. Эх, какие у нас были туманы в Мастаршильде. Хочешь, расскажу?

Не дожидаясь его ответа, старик принялся оживлять картинку в голове Арлинга. Регарди помнил туманы Мастаршильда так же отчетливо, как цвет его вечернего неба в начале лета или запах дождя поздней осенью. Но сейчас нельзя было думать о прошлом.

Кучеяр, которого описал Ларс, действительно походил на Сейфуллаха. Хитрить мальчишка умел. Только Арлинг предпочел бы, чтобы молодой Аджухам снова застрял в зыбучих местах, а не ускользал от него, словно капля росы, упавшая на раскаленный песок.

Подземка затягивала в бездну отчаяния — пора было уходить. И все же ощущалась какая-то незавершенность. А что если Ларс ошибся? Если Сейфуллах по-прежнему глотал пыль где-нибудь в четвертом тоннеле? Может, ему стоило обыскать шахты? Или поспрашивать других рабов? Рядом с их ямой находилось еще восемь бараков.

Регарди прижался к решетке носом и втянул воздух, пытаясь уловить запахи Аджухама. Не те, которые цеплял на себя человек каждый день, а те, которые появлялись вместе с ним при рождении. Так, ему всегда казалось, что Сейфуллах пах свежей зеленью и углем. Определить эти запахи можно было только после долгого общения с человеком. То было личное открытие Арлинга, которым он ни с кем не делился, опасаясь непонимания и обид. Например, он ни за что не признался бы иману, что тот пах мокрой шерстью и грозой.

Однако ни зеленью, ни углем от бараков не тянуло. Смертельно уставшие люди воняли грязью, вшами, экскрементами, плохой пищей и гнилыми тряпками. Сейфуллаха среди них не было, а значит, время прощания с Подземкой пока не пришло.

Вдруг Ларс прервал поток воспоминаний и испуганно прошептал:

— Кнут идет.