— Угу. Это обнадеживает. А я вам чем помешал? Если, конечно, я правильно понял, вы меня туда хотите отправить.
— Ты боишься Пути?
— Я уже не младенец и на «слабо» не ловлюсь. Зачем вам клинок?
— Тебе.
— А мне и подавно! Красть оружие у Темного — вы рехнулись никак? Да и де Фоксы с мечами не дружат.
— Не лги хотя бы сам себе, шефанго… Торанго. Вспомни:
«Какой же это умник додумался отковать эдакое чудовище?»
— Какой же это умник додумался отковать эдакое чудовище? — Высоченный беловолосый шефанго разглядывал длинный, ненамного ниже его самого клинок, совершенно игнорируя настороженные взгляды толпящихся вокруг людей.
— Их у нас давно делают, — ответил, набравшись наконец смелости, румяный коренастый крепыш. — Уже лет тридцать.
— Да. — Шефанго уважительно кивнул. — Давно.
— А ты кто будешь? — поняв, что нелюдь настроен вполне дружелюбно и, несмотря на клыки, не собирается хватать и грызть кого попало, парень осмелел окончательно.
— Мое имя Эльрик де Фокс. — Беловолосый вежливо протянул меч высокомерному, молчаливому оружейнику.
— Эрик?
— Эльрик.
— А к нам зачем? Тоже воевать?
— Тоже. Я не к вам, я к вашему герцогу. — К императору!
— Императором он станет, когда победит.
— Чего ты ищешь в нашей стране, шефанго? Готы воевали с вами испокон веков, зачем ты пришел ко мне?
— Испокон веков с нами воевали отнюдь не готы. Ты слишком молод, герцог, чтобы заглядывать так далеко в прошлое. Я не буду лишним в твоей армии.
— Не сомневаюсь. Но почему я должен доверять тебе?
— А почему нет? Что нам делить? Ямы Собаки воюют с вами на море, а мы с тобой сейчас на Материке, и до моря больше месяца конного пути. Ямам Собаки не нравится нынешний император. Тебе — тоже. Ямы Собаки не любят анласитов. И ты призываешь людей вернуться к старым Богам. Идея ущербна сама по себе, но ведь это идея.
— Ты всегда так дерзок с властителями?
— Увы.
— У меня нет денег на плату наемникам.
— Я сказал, что мне нужны деньги?
— Что же нужно тебе, если ты не веришь в мою победу и смеешься над моими чаяниями?
— Победа как раз и нужна. А еще… знаешь, у вас тут интересные мечи. Люблю все новое.
— Ты очень странный, шефанго.
— Ты даже не представляешь, герцог, какой я странный.
Честное слово.
Эта война была длинной, как все гражданские войны, Эта война была заведомо обречена на поражение.
Но было в ней некое благородное безумие, то самое, что заставляет кровь вскипать, а сердце биться яростно и люто. Безумие, которое вспоминается потом разве что в звонких балладах да в черных криках обожравшихся воронов.
Старые Боги и Бог анласитов. Жестокость на жестокость. И сила на силу. Мятежники, считающие себя Властью. И Власть, все еще зыбкая, не укрепленная стенами крепостей и вековыми традициями.
Это была славная война, хоть и не любил Эльрик такие войны. А меч — длинный, тяжелый клинок, незнакомый, удивительный, странный — стал таким же естественным продолжением его, каким был топор. И так же гудел он, распарывая податливый воздух, с таким же хрустом врубался в тела врагов, крушил шлемы и черепа, проламывал кирасы, дробил кости под гибкими кольчугами.
Герцог Отто де Гилгат, которого называли все, кроме Эльрика, «наш император», одерживал поначалу победу за победой. Он был умен, этот немолодой уже человек. И знал, в чем сила и в чем слабость его армии.
Де Гилгат сумел окружить себя верными людьми, разумными командирами и славными рубаками. Он сумел организовать свои войска, ввести в них почти такую же дисциплину, как та, что царила в стане противника. Но почти — еще не значит такую же. Да. Эта война была обречена на поражение. А ведь Эльрик почти поверил, что они победят. Поверил…
Ворота вылетели с грохотом, и не успели еще обломки досок и стальные полосы оковки упасть на землю, а в пролом уже врывалась орущая, рычащая, гремящая железом, пахнущая потом и кровью толпа.
Нет, не толпа. Армия.
Бились за каждый камень. За каждую пядь двора. За каждую ступень в донжоне.
Но неудержим был холодный, нечеловеческий какой-то напор закованных в сталь рыцарей. Рыцарей со знаком Анласа на серых плащах.
«Бич Божий!» — громом неслось под сияющими небесами. Бич Божий.
Эльрик рванулся из воспоминаний, застонал, сжимая голову руками. Он не хотел вспоминать. Не хотел. Не…
— Дверь! — рявкнул де Фокс. И двое оставшихся латников заложили массивный стальной засов. На сколько хватит его? На сколько удержит холодная сталь волну «Бичей»?
— Император? — Один из воинов, тот самый неразговорчивый оружейник, в лавке которого Эльрик в первый раз увидел длинный двуручный клинок, обернулся к своему господину.
— Я в порядке, Ханс. Мы еще повоюем. Эльрик, это все, кто выжил?
— Да, герцог. — Шефанго бросил топор в петлю на поясе. — У вас хорошие мечи, но драться ими здесь несподручно.
— Ты все о мечах.
— Почему нет?
В дверь ударили. Сильно. И как-то спокойно. Они вообще были очень спокойны, рыцари нового ордена, созданного специально для борьбы с еретиками и язычниками… Специально для борьбы с такими, как солдаты мятежного герцога Отто де Гилгата.