Чужая война

— Увы. Впрочем, они ослаблены и лишились почти всего, что имели. Можешь считать, что Белого Креста больше не существует.

— Значит, сейчас моя цель — Эзис.

— Да. И один из перстней принадлежит султану. Почудилось? Или действительно тонкие козлиные губы дернулись, намекая на усмешку.

— Хорошо. — Генерал кивнул. О том, что султан захотел сам владеть драгоценностью, он знал давно.

— Еще один перстень носит придворный лекарь императора Сипанго.

— Да.

И это было известно генералу.

— А еще один, — желтые глаза прищурились и — теперь-то уж ясно было, что не чудится, — козлиная голова ощерилась усмешкой, показав плоские белые зубы, — еще один перстень принадлежит некоему шефанго. Альбиносу. Ты не знаком с таким, генерал?

— Он все еще жив?

— Да.

Что-то похожее на торжество шевельнулось в душе. Но это было скорее памятью о победе. Памятью о том, чего не было.

— Он уже не интересует меня. — Сэр Зигфрид скривил презрительно губы. — Четверо рассеяны, а авантюрист-одиночка — это не цель. Мне предстоит покорять империи.

— О, разумеется. — Желтые бешеные глаза продолжали смеяться. — И что ты думаешь о покорении империи, которая, единственная в мире, с полным правом называет себя Империей, именно так — с прописной буквы?

— Ямы Собаки? Козлоголовый молчал.

— Значит ли это, — медленно подбирая слова, генерал пытался справиться с мешаниной мыслей и чувств, — значит ли это, что он не лгал, там, в Шотэ, когда объявил себя императором?

— Торанго. У них это называется Торанго. Титул, который становится именем. Да. Он не лгал.

— И у него перстень?

— И Сила. И Оружие. И в открытом бою тебе не выстоять против него, генерал. Но сейчас он потерял Веру. И со — мнения ослабили его. А у тебя Паучий Камень. Да, кстати, этот шефанго знает о перстнях все, что знаешь ты.

— Он опять оказался сильнейшим из врагов…

— Вы стоите друг друга. Вы даже похожи в чем-то, уж поверь мне, генерал. И послушай совета: после того как насладишься победой и завладеешь Империей, убей его. Отбери Меч и убей. Уничтожь. Сожги тело и развей по ветру прах. Чтоб даже памяти не осталось о нем.

— Надеюсь, спешить с убийством не обязательно, — пробормотал Зигфрид не то себе, не то насмешливому своему собеседнику.

— Не обязательно. — Рога качнулись. Вниз. И вверх. Но вот Меч рекомендую отобрать сразу.

— Что за Меч?

— Увидишь, генерал.

Козлоголовый не потрудился даже встать. Как сидел, развалясь, так и растаял в воздухе. Только со стены ухмыльнулись на прощание желтые глаза.

Империя Айнодор. Лассэдэли

Обряд уже начался, когда главные двери храма распахнулись и в святилище вошел принц Элеман.

Все разом повернулись к нему. Пролетел и смолк изумленный, непонимающий шепот.

Принц был одет в тяжелые доспехи, а на плече его лежал двуручный меч. Эльфы, стоящие в задних рядах, отшатнулись от Элемана. В глазах Его Высочества тлело безумие.

Принц улыбнулся всем. Медленным шагом пошел к алтарю. Перед ним молча расступались. И в полной тишине слышно было только позвякивание меча, лежащего на плече Элемана.

Принц все так же медленно поднялся на возвышение у алтаря. Повернулся к собравшимся в храме.

И замерло все.

Двуручный меч, который Элеман держал одной рукой, взметнулся вверх.

— Я отрекаюсь, — разнеслось по храму. — Я отрекаюсь от своего народа, погрязшего в самолюбовании и забывшего, что он живет в этом мире. Я отрекаюсь от своего титула, не давшего мне ничего. Я отрекаюсь от своего имени, ибо оно мертво вот уже двадцать лет.

Меч лег на привычное место на плече. Уже не эльф, уже не принц и уже не Элеман пошел к выходу из храма.

Элидор

Когда я садился на первого попавшегося коня, чтобы ехать в Астальдолондэ, ко мне подбежала Кина:

— Элидор, а как же я? Я улыбнулся:

— Едем.

— Я с вами. — К нам подходил Наргиль. — Уж не знаю, как вас и называть.

— Зовите меня Элидор.

Пустые земли

Утреннее солнце вызолотило нежные вершины сосен, искрами зажгло капли росы на высокой траве, разогнало серую хмарь, затянувшую небо.

Эльрик сидел, прислонившись спиной к ногам Тарсаша, и наблюдал, как солдаты лорда Альберта сворачивают лагерь.

Скакун давно привык к тому, что любимый хозяин использует его как спинку кресла. Стоял неподвижно, прядая острыми ушами. Похоже, ему нравилось, когда Эльрик сидел вот так. Конь опускал иногда узкую голову, тыкался ноздрями в волосы шефанго, фыркал негромко.

Он не любил только, когда Эльрик курил. И де Фокс рядом с Тарсашем даже не доставал трубку.

— Не сегодня-завтра будем в Гиени. — Молодой герцог присел на мокрую траву рядом с императором. Достал трубку.

— Сегодня.

— Вы, как всегда, самоуверенны.

— Я знаю эти места.

Когда лорд Альберт затянулся, окутавшись дымом, Эльрик поднялся на ноги. Тарсаш тут же развернулся к герцогу хвостом, не отходя, впрочем, от де Фокса.

— Складывается впечатление, что ваш конь здорово не любит меня, — заметил аквитонец. — Право же, будь он разумен, я бы решил, что он специально дает мне это понять.

— Тарсаш разумен, — очень серьезно сказал шефанго. — И он вообще никого не любит. Особенно тех, кто курит.