— Итак, ты получил то, что хотел. — Козлоголовый непринужденно уселся на алтарь и закинул ногу на ногу.
— Я получил лишь средство. — Сэр Зигфрид остался стоять. Второй раз в жизни видел он Отца Зла во плоти, и сейчас напала какая-то зябкая дрожь. Генерал не хотел поддаться слабости.
— Да. Средство. — Увенчанная рогами голова качнулась. — Но путь к цели для тебя так же важен, как сама цель, уж я-то знаю. Хочу предупредить сразу: те четыре перстня, которые сумели заполучить твои противники, эти хитрые Опаленные, тебе сейчас не подвластны. Люди Белого Креста оказались на редкость прозорливы, и перстни не обрели владельцев. Они сейчас принадлежат всему ордену, ими пользуются по мере надобности. А следовательно, они не принадлежат никому. Тебе, полагаю, не нужно объяснять, что это значит?
— Эти монахи обошли меня, — выдохнул сэр Зигфрид разочарованно и зло.
— Увы. Впрочем, они ослаблены и лишились почти всего, что имели. Можешь считать, что Белого Креста больше не существует.
— Значит, сейчас моя цель — Эзис.
— Да. И один из перстней принадлежит султану. Почудилось? Или действительно тонкие козлиные губы дернулись, намекая на усмешку.
— Хорошо. — Генерал кивнул. О том, что султан захотел сам владеть драгоценностью, он знал давно.
— Еще один перстень носит придворный лекарь императора Сипанго.
— Да.
И это было известно генералу.
— А еще один, — желтые глаза прищурились и — теперь-то уж ясно было, что не чудится, — козлиная голова ощерилась усмешкой, показав плоские белые зубы, — еще один перстень принадлежит некоему шефанго. Альбиносу. Ты не знаком с таким, генерал?
— Он все еще жив?
— Да.
Что-то похожее на торжество шевельнулось в душе. Но это было скорее памятью о победе. Памятью о том, чего не было.
— Он уже не интересует меня. — Сэр Зигфрид скривил презрительно губы. — Четверо рассеяны, а авантюрист-одиночка — это не цель. Мне предстоит покорять империи.
— О, разумеется. — Желтые бешеные глаза продолжали смеяться. — И что ты думаешь о покорении империи, которая, единственная в мире, с полным правом называет себя Империей, именно так — с прописной буквы?
— Ямы Собаки? Козлоголовый молчал.
— Значит ли это, — медленно подбирая слова, генерал пытался справиться с мешаниной мыслей и чувств, — значит ли это, что он не лгал, там, в Шотэ, когда объявил себя императором?
— Торанго. У них это называется Торанго. Титул, который становится именем. Да. Он не лгал.
— И у него перстень?
— И Сила. И Оружие. И в открытом бою тебе не выстоять против него, генерал. Но сейчас он потерял Веру. И со — мнения ослабили его. А у тебя Паучий Камень. Да, кстати, этот шефанго знает о перстнях все, что знаешь ты.
— Он опять оказался сильнейшим из врагов…
— Вы стоите друг друга. Вы даже похожи в чем-то, уж поверь мне, генерал. И послушай совета: после того как насладишься победой и завладеешь Империей, убей его. Отбери Меч и убей. Уничтожь. Сожги тело и развей по ветру прах. Чтоб даже памяти не осталось о нем.
— Надеюсь, спешить с убийством не обязательно, — пробормотал Зигфрид не то себе, не то насмешливому своему собеседнику.
— Не обязательно. — Рога качнулись. Вниз. И вверх. Но вот Меч рекомендую отобрать сразу.
— Что за Меч?
— Увидишь, генерал.
Козлоголовый не потрудился даже встать. Как сидел, развалясь, так и растаял в воздухе. Только со стены ухмыльнулись на прощание желтые глаза.
Обряд уже начался, когда главные двери храма распахнулись и в святилище вошел принц Элеман.
Все разом повернулись к нему. Пролетел и смолк изумленный, непонимающий шепот.
Принц был одет в тяжелые доспехи, а на плече его лежал двуручный меч. Эльфы, стоящие в задних рядах, отшатнулись от Элемана. В глазах Его Высочества тлело безумие.
Принц улыбнулся всем. Медленным шагом пошел к алтарю. Перед ним молча расступались. И в полной тишине слышно было только позвякивание меча, лежащего на плече Элемана.
Принц все так же медленно поднялся на возвышение у алтаря. Повернулся к собравшимся в храме.
И замерло все.
Двуручный меч, который Элеман держал одной рукой, взметнулся вверх.
— Я отрекаюсь, — разнеслось по храму. — Я отрекаюсь от своего народа, погрязшего в самолюбовании и забывшего, что он живет в этом мире. Я отрекаюсь от своего титула, не давшего мне ничего. Я отрекаюсь от своего имени, ибо оно мертво вот уже двадцать лет.
Меч лег на привычное место на плече. Уже не эльф, уже не принц и уже не Элеман пошел к выходу из храма.
Когда я садился на первого попавшегося коня, чтобы ехать в Астальдолондэ, ко мне подбежала Кина:
— Элидор, а как же я? Я улыбнулся:
— Едем.
— Я с вами. — К нам подходил Наргиль. — Уж не знаю, как вас и называть.
— Зовите меня Элидор.
Утреннее солнце вызолотило нежные вершины сосен, искрами зажгло капли росы на высокой траве, разогнало серую хмарь, затянувшую небо.
Эльрик сидел, прислонившись спиной к ногам Тарсаша, и наблюдал, как солдаты лорда Альберта сворачивают лагерь.