Чужая воля

— Знаешь, как они всей ночной сменой тут трепетали при одном только упоминании о тебе? — засмеялась агентесса. — Так что — хочешь-не хочешь, а готовься, достанется тебе всяких процедур по полной программе.

Она поднялась со стула, с наслаждением потягиваясь, разминая слегка затекшие мышцы ног и спины… и в этот момент в пустую палату деловито вошел немолодой, толстенький врач в салатовом халате и смешной, похожей на беретку шапочке на голове. Он успел сделать парочку по-хозяйски уверенных шагов в направлении постели старика и только после этого заметил потягивающуюся Некту. Готовые сорваться с языка врача слова: «Ну-с, уважаемый, как мы себя чувствуем?» застряли где-то между голосовыми связками и языком. Обиженно поджав губы, доктор резко развернулся и буквально вылетел через открытую дверь в коридор, и уже оттуда донесся его громкий, высокий и пронзительный голос, требующий от дежурной медсестры, попавшейся под горячую руку, немедленно разъяснить — «Почему в палате находятся посторонние?», «Что они там делают в ранний утренний час?», «Кто все это устроил и кто будет отвечать за содеянное безобразие?», и, вообще, «Всех немедленно вон!», «Что за глупые шутки!» и «Вас придется наказать за это!».

Судя по реакции медсестры, беспомощно и недоуменно оправдывающейся перед врачом, похоже — заведующим всем кардиологическим отделением, её коллега из ночной смены не сочла нужным предупредить сменщицу о посещении больного неожиданно объявившейся родственницей, а может, просто решила, что агентесса покинет палату задолго до начала рабочего дня.

— Вот теперь — точно пора, — хихикнул Некта, прихватывая со спинки стула, на котором только что сидела, короткую темно-серую курточку. — Пойду я отсыпаться, дед, да и тебе отдохнуть после ночного бдения не помешает. Знаешь, давай так и договоримся: ты днем тоже спи побольше, а по ночам я буду приходить, не так уж это сложно — сюда проникнуть, небось, не Монсальват эта больница, и мы еще поболтаем, ладно?

— А если меня переведут в другую палату? — забеспокоился старик.

— Ерунда… даже если ты переедешь на другой этаж, и у палаты поставят вооруженную охрану, я приду через два часа после полуночи, — безапелляционно заявила агентесса уже от дверей, и судья с удивлением понял, что это не самоуверенность едва вышедшей из подросткового возраста девчушки, а уверенность в себе много повидавшей и испытавшей в жизни женщины.

На секунду застыв у дверного проема, будто сосредотачиваясь перед серьезным и ответственным делом, Некта стремительно и плавно рванулась вперед, в ярко освещенный гулкий коридор и — будто бы растворилась в воздухе… что это было — человеческое умение или вмешательство потусторонних сил — старик не понял, да уже и не хотел, и не успевал понять: в палату неторопливо и несколько даже торжественно входила целая делегация из полутора десятков врачей, медсестер, заведующих хозяйством и, похоже, даже ночных сторожей больницы. Возглавлял шествие очень солидный, неторопливо-задумчивый плотно сложенный широкоплечий мужчина в возрасте далеко за шестьдесят, обладатель густой седой взлохмаченной шевелюры и аккуратно постриженной, но тоже уже взбаламученной беспокойными руками бородки с проседью.

— Ну-с, уважаемый, как мы себя чувствуем? — провозгласил врач, остановившись у постели Ивана Кузьмича и выждав пару секунд, пока его свита не займет свои места за спиной этакого «монарха» от медицины, старательно выстраиваясь полукругом.

«Началось, — с легкой тоской подумал судья. — Все, как говорила Некта… жаль, что её не будет до самой ночи…»