Чужая здесь, не своя там. Часть вторая

— Она так хотела, чтобы к лету они зацвели! Носилась с ними, как наседка. — Я вздохнула и некрасиво шмыгнула носом. — Я у Иви выпросила ее чудо-удобрение, которое она сама создала… Это было ее первое творение такого рода. Только-только научилась применять способности. И ведь сработало! Я видела. Она так хвалила, что я уговорила и мне выделить опытный образец, так сказать. Эдель Брита была бы счастлива. А она, она… Она теперь не увидит! И розы никто не увидит. Вот что теперь делать?

Я еще много чего говорила, перемежая сбивчивую речь всхлипами, а порой и завываниями. Может быть потом мне будет стыдно, а пока я не могла остановиться.

Стейнир молчал, лишь гладил меня по плечам и придерживал — ноги-то у меня вдруг ослабли.

Успокоилась я не скоро. Немного в себя пришла, когда уже действительно стало трудно дышать, и вдохи тяжело давались. Платка, конечно же, у меня не нашлось — свой я еще раньше отдала Данферу, а другого у меня не было. Стейнир протянул свой.

— Извините, — хрипло прошептала я.

— Ничего.

Отходить от него совсем не хотелось. Мне казалось, что стоит только отодвинуться, и я заледенею. Потом, потом будет стыдно и неудобно, а сейчас я только крепче прижималась к нему.

— Я мало что понял из вашей речи. — Стейнир говорил растерянно. — Но что вам мешает взять заботу о бедных цветах на себя? Полковник точно против не будет.

— Не в этом дело.

— Разумеется.

— Эдель Брита их уже не увидит…

— Вот это я понял.

— А я… а я… Да, пожалуй, с этим я справлюсь.

— Не сомневаюсь.

— Смеетесь надо мной. — Я подняла голову, а его глаза оказались слишком близко. Пришлось нехотя все же отодвинуться.

— Ничуть.

Я сделала еще пару шагов в сторону.

— Верну вам уже чистый. — Я указала на скомканный в руках платок.

— Можете не возвращать.

Хотела было возразить, но не стала.

— Спасибо вам. И извините за эту сцену, но…

— Я все понимаю, — серьезно кинул Стейнир. — Ни платка, ни плеча мне для вас не жалко. Обращайтесь, если что.

В саду я постояла еще какое-то время, погруженная в свои мысли. Даже не заметила, что Маршез так и не ушел.

— Эдель Астари, мне пора. Всего вам доброго. И не забывайте навещать полковника.

— Да, конечно. Еще раз спасибо вам.

Он кивнул и пошел в дом.

Я еще какое-то время побродила по дорожкам, пока окончательно не продрогла.

Вечером мы с Даником, сидя в большом кресле, укрылись теплой уотиневской шалью и отогревались у камина.

9

Несмотря на довольно морозную погоду, людей в чайной было много. Возможно такая погода, наоборот, и привела их всех сюда — в уютной обстановке да в хорошей компании отдыхать и греться было приятно.

Моей такой компанией был Данфер.

— Вот ее, — я кивнула в сторону, где за столиком сидела группка девушек, но я не указала конкретной. Однако Даник меня понял.

— И какая же она?

Я уже хотела поделиться своими размышлениями, но решила еще раз присмотреться к девушке. Хотя даже скорее молодой женщине и уж точно эдель.

Она не была красавицей. Милая, приятная, симпатичная, но не красавица, нет. И тем не менее, сидя рядом с еще тремя сверстницами, которым всем вероятно было около двадцати пяти, а может и больше, она выделялась. Ее спутницы были и миловиднее, и привлекательнее, но не притягательнее. Может сказывался ее огненно-рыжий цвет волос, может излишняя бледность, и без того свойственная рыжим, да еще и подчеркнутая темно-синим, почти черным платьем, и некий флер таинственности, сдобренный плавностью линий фигуры, мягкостью движений и грацией даже в каждом взмахе руки, или наклоне головы, когда она поднимала чашку чая и подносила ее ко рту.

Видимо осмотр затянулся, потому как она перехватила мой взгляд. Мы точно не были знакомы, да и я бы наверняка запомнила девушку со столь неординарной внешностью, если бы встретила ее не только на балу, однако ж она посмотрела на меня так, словно узнала. И выражение в ее глазах светлых глазах вновь не свидетельство о дружелюбности.

— Знаешь, сначала я хотела сказать, что она теплая, возможно оранжевая, ну такая, ближе к охре. — Я повернулась к Данферу и стала делиться своим мнением. — Но теперь почему-то кажется, что все-таки цвет платья выбран у нее неспроста, — произнесла я.

И вдруг поняла, почему же учитель Даника говорил о том, что отношение к человеку влияет и на оценку его. И определении, как в случае моего подопечного, его «цвета» и «температуры».

— Нет, мы так не договаривались. Говори, какая она?

— Хм… Пусть будет прохладная и светлая. Может голубоватая, даже почти белая?

Данфер с довольным видом потянулся к своему блокноту, и я поняла, что опять проиграла. На листочке была выведена еще одна аккуратная черточка. Их там уже было штук пять.

— Она как раз-таки теплая и охристая.

А потом Даник не выдержал и расхохотался, видя мое растерянное лицо. И знала же, что обмануть меня он не мог, хоть мы и поспорили.

— Не переживай. — Он покровительственно похлопал меня по руке. — Я тоже в людях ещё плохо разбираюсь.

Тут уже не удержалась я и рассмеялась. Данфер терпеливо дожидался, пока я переводила дух.

— Ну что, когда идём?

Я закатила глаза: кто про что.