Чужая здесь, не своя там. Дилогия (СИ)

У меня иногда даже возникали мысли, что боги словно специально устраивали вот такие встречи и ненамеренные, вроде бы, касания. Ведь раньше, до того как открылся этот страшный дар, я не могла вспомнить, чтобы посторонние люди так часто прикасались ко мне. А теперь, словно нарочно, минимум раз в месяц происходили видения.

В это раз я смогла отделаться от Астела: сказала, что мне надо в магазин готовой одежды. Он обаятельно улыбнулся и попрощался со мной, впрочем, не скрыв своего разочарования. Правда, мне вновь показалось, что разочарование были каким-то злым. Он завернул за угол, и на этом его путь прервался – с ближайшего дома сорвалась огромная сосулька.

Кровь на снегу – такая контрастная картинка стояла у меня перед глазами. Ярко-алые капли быстро впитывались в свежий снег.

– Все хорошо? – участливо поинтересовался мужчина, внимательно глядя на меня.

– Да, спасибо. Все в порядке. Просто еще и голова закружилась, – тихо ответила я, попытавшись отодвинуться от эда Астела.

Он не позволил, лишь перестал прижимать к себе слишком сильно – еще чуть-чуть и это было бы уже непристойно.

– Тогда позвольте я вас провожу. А то вдруг еще раз подскользнетесь, – тут же нашелся конезаводчик.

В этот раз отнекиваться я не стала. Положила руку на его локоть, тем более опора мне и впрямь была нужна – ноги все еще дрожали после увиденного, и повела его совсем в другую сторону.

От мыслей про то случай я вновь вернулась к Стейниру. А что если попробовать? Решиться? Но что я смогу дать этому мужчине? И каковы у него намерения? Если действительно серьезные, то… Тут пока все очень плохо: я ни на шаг не сдвинулась в своих поисках решениях проблемы. А если намерения несерьезные, то я слишком уважаю себя, чтоб позволить такое. Впрочем, сейчас я лишь ищу отговорки, потому как ни на что согласиться не могу.

Наверно, Маршез теперь ждет от меня ответного шага, но я его не сделаю. Причин много, но основная: я банально трушу. Страшно и от этого горько.

Вот только засыпала я все равно с улыбкой на губах: он ведь сказал, что не отступится. Вдруг, как у мужчины, у него найдется больше смелости и решительности, чем у меня – глупой и слабой женщины?

***

Солнце ярко светило и отражалось тысячью искрами от снега так сильно, что глаза слезились. Хотя повод расплакаться и так был, но я держалась ради Данфера. Если не стерплю, не пересилю себя, ему будет еще хуже, поэтому я сжимала губы и глубоко дышала, пытаясь не выпустить эмоции наружу.

Почти все близкие Уотиненов и без того прибыли к ним на праздники, а теперь доехало не так много людей.

Полковник стоял у гроба любимой жены и опирался на трость. Серое лицо, с морщинами, которые словно стали глубже, было настолько скорбным, что, глядя на него, я никак не могла сглотнуть комок в горле.

А погода совсем не вписывалась в траурные настроения: яркое солнце, некрепкий мороз, который не переходил все же в оттепель. Мягкая зимняя погода, при которой так приятно гулять.

Мы с Даником приблизились к гробу.

Эдель Брита улыбалась. Теплая улыбка скрадывала у нее несколько лет – – она выглядела моложе и как будто счастливее. Может быть потому, что отмучилась?

Эдел Нелнас увидел нас. Его тусклый взгляд на миг словно подсветился, но тут же погас.

– Она не отправила письмо, – тихо произнес он, прижимая меня к себе.

Я уткнулась ему в плечо и все еще сдерживала слезы, а вот Даник обнимал меня за талию и тихонько всхлипывал.

– Какое?

– Тому целителю, что обещал попробовать ей помочь. Я нашел послание у ее почтовика.

Никто из нас не задал вслух вопрос почему она так и не отправила. Это был ее выбор, пусть и тяжелый для нас всех, но, видимо, самый легкий для нее. Судить ли эдель Бриту за это?.. Вот уж вряд ли. Хотя, видя тоскливый взгляд ее супруга, и могли возникнуть такие мысли.

Во время поминального обеда, скромного, как и положено, стояла все та же скорбная тишина. Обычно в таких случаях вспоминают все самое хорошее об усопшем, но сейчас почему-то это казалось каким-то лицемерным, пустым. Ведь получается, что нужно так говорить только потому, что она умерла. Вот только все и так знали, что эдель Брита была хорошим человек, достойным, замечательным. А говорит о том, что ее больше нет – – тяжело. Все еще не верилось, казалось – – она просто уехала и скоро вернется.

Я подошла к старшему сыну Уотиненов.

– А когда с дарами пойдём?

– Завтра, эдель Астари. Сегодня, боюсь, отец уже не выдюжит. Так что завтра.

Мне вдруг вспомнился недавний разговор со Стейниром по поводу Рауда и Оттара. Вот ещё одна несправедливость: поминальные дары относятся в храм Рауда, чтобы бездомные, обездоленные, нищие или просто нуждающиеся могли подкрепиться. Туда-то, в противовес скромной домашней трапезе, неслись самые лучшие продукты. Делалось это для того, чтобы вкусившие такие дары потом поминали добрым словом усопшего. Вот тут-то и загвоздка: обращаться-то надо было к младшему брату, а несли приношения старшему…