Чужая здесь, не своя там. Дилогия (СИ)

Я неопределенно повела плечом.

– Ну так, в общих чертах, – ответила я.

– Целитель лечит пациента своей энергией, а вот как, куда, сколько направить энергии зависит от многих факторов, – начал объяснять эд Хилм. – От недуга, разумеется, от того обычный человек или маг, а если маг, то есть сила или она заблокирована, – тут он остановился и внимательно посмотрел мне в глаза. Я виновато их опустила. – Тебя принес ко мне Ронольв – он бежал два квартала с тобой на руках. Извозчиков ночью не всегда вовремя удается найти, – рассеянно произнес целитель. – У тебя был сильнейший аллергический шок. Как оказалось, у тебя аллергия на велерену*. Видимо, ты была слишком спокойной девушкой, чтобы принимать успокаивающие на ее основе. А тут… – он вновь принялся ходить по комнате, сложив руки за спиной. – Тут моя вина. Как бы плохо ни было пациенту, я обязан полностью проверить состояние организма, чтобы продумать все свои действия и чтобы не ухудшить состояние. Мы с тобой знакомы давно, и, разумеется, я знал, что дар твой заблокирован. А когда я стал тебя лечить… да, я не мог предположить, что ты каким-то образом разблокируешь его, не поставив в известность опекунов, не говоря уже обо мне. Вот только я был обязан сначала все проверить. Это первое указание, которое вдалбливается в умы еще студентов-целителей. И в данном случае даже твой амулет не скрыл бы истинное положение вещей. Мы, целители, несколько иначе работаем.

Такие подробности… С каждым словом эда Хилма очень-очень плохое предчувствие только усугублялось.

– И не зная о подобной твоей особенности, я стал тебя лечить, – продолжал упавшим голосом целитель. – Мне это удалось и шок я ликвидировал, как и его последствия. Вот только… Неправильные потоки энергии, неправильно рассчитанная приложенная сила, неправильное взаимодействие стихий… Все это каждый раз приводит к разным последствиям. Иногда их вообще нет, иногда они незначительны, а иногда… У тебя могли отказать ноги, ты могла бы лишиться зрения… – все более тихим голосом, на грани слышимости, говорил целитель. А я вцепилась в руку матушки Фордис. Самочувствие мое было не самым ужасным. Он же сам сказал – все в норме. Последствий нет? Я еще пару секунд тешила себя надеждой. – Ты не сможешь иметь детей.

Несмотря на то, что слова были произнесли очень тихо, мне казалось, что я слышу, как они грохочут: как гром, как ураган, как шторм.

Непонимающе перевела глаза на матушку Фордис. Она прижимала мои руки к себе и, поджав губы, беззвучно плакала. Как дождевые капли, слезы текли по ее лицу. Она что-то прошептала. Что? Я не знала. Грохот не прекращался, я ничего не слышала больше. Покачала головой и повернулась к эду Хилму. Нервно сжимая руки за спиной, он, поймав мой взгляд, спрятал их в карман брюк, а глаза тут же отвел. Винит себя? Это взрослый, мудрый человек, спасший столько жизней, поставивший на ноги стольких людей, винит себя? Выдернув свои руки, я поднялась. Эдель Фордис посмотрела недоуменно. Слезы? Крик? Этого не было Может, позже и будут, а пока нет.

Я приблизилась к целителю. Грохот утих, и я услышала, как всхлипывает матушка Фордис.

Слегка сжала предплечье эда Хилма и прошептала:

– Спасибо вам.

Он удивленно посмотрел на меня. За моей спиной раздалось “Ах!”.

– За что? – он тоже шепчет.

– Вы спасли меня.

– Но как же…

– Не ваша вина. Не надо.

Мгновение застыло в тишине. Все молчали, слышно было даже, как случайно залетевшая сюда пчела билась в стекло закрытого окна.

– Ничего нельзя сделать? – спокойно спросила я.

– Ничего из того, что мне известно.

А известно ему многое – целитель Хилм один из лучших.

Я кивнула.

– Если это все, то вы не могли бы покинуть мою комнату? – вежливо попросила я.

Эд Хилм легко согласился и принялся собирать свои вещи, а эдель Фордис все также недоуменно на меня смотрела.

– Она в шоке, – шепотом сказал целитель ей.

Неужели думал, что я не слышу? Впрочем, неважно.

Они ушли, закрыли дверь за собой, и я осталась одна.

Подошла к окну. Начало осени. Еще нет холода, но утром и вечером уже слишком свежо, чтобы ощущалось лето, которое ушло слишком быстро.

Пчела так и не нашла выхода на улицу. Я открыла окно, выпуская ее на свободу. Хотела сесть тут же, на подоконник, но… Я по стене сползла вниз. Уткнулась лицом в ладони и поджала колени к животу.

Я не задумывалась о детях раньше. Всерьез не думала. Нет, я предполагала, что когда-нибудь у меня будет моя собственная семья: муж, дети, семья, которая всегда вместе, где царит атмосфера уюта, взаимопонимания. Всем хорошо, все счастливы. Только вот когда-нибудь, не сейчас, потом.

Потом не настанет.

И в этом нет вины эда Хилма. Никакой.

Я сама убила свое будущее, свое продолжение, свое воплощение в так никогда и не рожденных детях. Убила обманом, лютой неблагодарностью, глупостью.

Легла на пол. Отдельные ворсинки ковра не собирались в общую картину. Провела по ним рукой.

Апатия. Усталость. Безразличие. И больше ничего на душе.

***

Меня переложили на кровать. Кто? Какая разница. Не важно. Ничего не важно.