Чужая земля

– Господь слышит вашу скорбь, – продолжил священник. – И от всех скорбей избавит вас. Ибо: «Близок Господь к сокрушенным сердцем и смиренных духом спасает». Смиритесь! Как сказал святой апостол Павел: «Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся… ибо тленному сему надлежит облачиться в нетление, и смертному сему – облечься в бессмертие…» Ступай, дитя, приготовься проводить мать свою. И храни тебя Бог!

* * *

На обратном пути Полина и Андрей пересели в автомобиль Глеба. «В хорошем месте мы похоронили маму, – с грустью думала она. – Буду приезжать на это тихое кладбище, беседовать со священником…»

– Как его зовут? – ни к кому не обращаясь, спросила Полина.

– Кого? Батюшку? – уточнил Сиротин.

«Батюшку! Теплое слово, ласковое…»

– Отец Симон, – устало отозвалась Решетилова. – Он прежде служил с нами по соседству, в Христорождественском соборе. Прогнали его года два назад…

– Отец Симон – не простой священник, – принялся рассказывать Глеб. – Когда-то на его проповеди народ валом валил…

«Да и деревенские мужики его заметно почитают, – вспомнила Полина. – На кладбище все указания выполняли с поклоном, беспрекословно, даже с радостью, что ли…» Она прикрыла глаза и прислушалась к рокоту мотора.

* * *

Город отвлек Полину от мыслей.

– Глебушка, – позвала она Сиротина. – Домой я не поеду – не хочу видеть на поминках весь этот официально скорбящий сброд.

– Гм, неудобно, – покачал головой Глеб.

– Андрей по моей просьбе с утра приготовил закуски, вмиг соберем на стол и помянем маму своим кругом. Так что поворачивай-ка на Коминтерна!

– Заодно и меня проводите, – с хрипотцой добавила Наталья.

– Ку-да? – встрепенулась вся компания.

– Папу вчера выпустили. Завтра мы уезжаем в ссылку.

– И ты с ним? – голос Полины дрогнул.

– Разве ж я его брошу? Ничего, и в Акмолинске люди живут, найду себе дело, – Наталья попыталась улыбнуться. – Может статься, театрик удастся организовать…

* * *

Застолье было коротким. Чувствовалось, что Полине необходимо остаться одной.

Проводив друзей, Андрей вышел на кухню и предался мелким домашним заботам.

Незаметно наступил вечер. Рябинин вернулся в комнату, зажег свечу и осторожно покосился на Полину. Закутавшись в мохнатый плед, она с отрешенным видом сидела на диване.

– Может, тебе прилечь? – негромко предложил Андрей.

– Что? – очнулась Полина.

Рябинин присел рядом.

– Нам нужно поговорить, – не оборачиваясь, сказала она.

– Пожалуй, не стоит, сегодня тяжелый день, – попытался возразить Андрей.

– Нет-нет, именно сейчас, – упрямо мотнула головой Полина. – Возьми стул, сядь напротив меня.

Рябинин повиновался. Он с тревогой вглядывался в ее осунувшееся лицо с глубоко запавшими, устремленными куда-то в пространство глазами и терпеливо ждал.

– Я много думала о произошедшем, – голос Полины был глухим и бесстрастным. – И не только о маме… Вся вина за ее гибель – на мне… Не возражай, умоляю. Прежде выслушай, а уж потом… Поведение отца – лишь повод. И потом, разве я вправе его осуждать? Кирилл Петрович просто выполнил работу, выполнил по-своему честно, как и велит его партия. А я… я поддалась эмоциям и поступила, не подумав о последствиях… Кирилл Петрович борется за свои принципы, невзирая ни на какие препятствия, потому что именно тогда борьба приносит нужный результат. Я же не имела права забыть об ответственности за маму…

– А что ты могла предпринять? – не вытерпев, мягко перебил ее Андрей. – Ты переживала за Наталью, вот и не сдержалась.

– Теперь ясно, что это был лишь отчаянный порыв, – невесело усмехнулась Полина. – Чем я могла помочь Нате? Однако и молчать – тоже… не имела права. Мне казалось что открыто заявив отцу об ужасной ошибке, я смогу спасти, пусть уже не Решетилова, но – сотни других. Ведь мама часто критиковала отца, но всякий раз отступала, понимая, что в конечном счете виноват не лично Кирилл Петрович.

– Извини, Полюшка, любая общественная система состоит из конкретных людей, – парировал Андрей.

– Ты хочешь сказать, что Кирилл Петрович слишком ревностно относится к службе? Пожалуй, да. Есть, конечно, среди наших большевиков добряк Платонов, осторожный Луцкий, который уж явно не наломал бы, подобно Черногорову, дров… К сожалению, всех их объединяет одно – сознание собственной безгрешности, правильности любого поступка, святости выполняемого дела. Обратил внимание, как они солидарны даже у гроба мамы? Никто из прежних «друзей» и коллег не посмел поехать с нами проводить ее в последний путь, все поддержали Кирилла Петровича и свои антирелигиозные «принципы»! Никто не стал перечить товарищу по партии, никто не захотел замараться!

А случайный знакомый, скромный отец Симон нашел теплые, искренние слова. Не то что эти… Будто моя мама не являлась честным человеком, стойким партийцем, любящей женой? Ее желанием было простить отца – я прощаю. Только вот находиться с ним не могу. Не знаю, Андрюша, что и делать…

Полина помолчала и, переведя дух, продолжила: