Альберт почти не дышал, вцепившись в перила до побелевших костяшек. Даже он, в десять лет мог понять, что его отец играет в карты не просто так, а на большие деньги. Он чаще выигрывает, но иногда и проигрывает, так было необходимо, чтоб дать понять сопернику, что он тоже уязвим. А вот сейчас, эти люди пришли в их дом ночью, чтоб вернуть долг, то что он выиграл.
– Альберт, мне страшно.
– Тихо, малой, тихо, все будет хорошо. Только не реви.
Ему и самому было страшно. А что, если эти люди не уйдут? А что, если они тут всех поубивают?
– Ну, чего ты запричитала, сучка, а? А ты такая ладная, красивая, может, привести тебя в качестве трофея Мирону, или как залог?
– Отпусти, тварь поганая, и Мирону передай, чтоб сдох, скотина, и чтоб его тело собаки сожрали, а потом высрали.
– Это мама? Да? Мама?
– Тихо, – Альберт едва успел прихватить Руслана, тот кинулся вниз, но этого делать нельзя было, только хуже будет. – Тихо, тихо, не слушай, только не слушай.
– Ну, может, ты сама ему это передашь?
– Да пошел ты, ублюдок конченый. Чтоб тебя воры выебли на зоне.
Даже двум детям наверху была слышна пощечина.
– Ну, ты, сука, меня достала, парни, держите ее крепче, я сейчас покажу, как будут ее ебать, а не меня на зоне.
– Петро, остановись прекрати, Петро, мы все вернем. Зоя, черт, ну зачем ты так? Не нарывайся! Петро, стой. Я прямо сейчас все верну, остановись!
Алберт больше никогда не слышал, чтоб мужчина так отчаянно кричал и просил остановиться. Внизу была суета, видимо, отца держали и тут же били, но тот его крик еще долго стоял в ушах.
– Отпусти, сука! Отпусти!
– Сиди тут, – строго посмотрел на Руслана, тот шмыгнул носом, но никак не отреагировал, лицо бледное, губы трясутся.
– Там мама.
– Сиди тут, я сказал.
Мальчик медленно спустился по лестнице вниз, старые половицы скрипели под ногами, шел босиком, надо было чем-то отвлечь тех гадов. За первой
дверью был небольшой чулан, быстро начал смотреть по полкам, на глаза попалась керосиновая лампа, Зоя зажигала ее, когда в доме выбило пробки. Быстро взял, достал из кармана спортивных штанов зажигалку, что спер у отца. Потряс лампу, проверяя, есть ли там горючее, зажег, вспыхнул небольшой огонек.– Альберт, я с тобой.
– Я сказал, сиди там, ладно, тихо только, иди за мной.
– Ну, сука, хорош брыкаться, давай снимай трусы сама, не могу ебать баб, что кричат от ужаса, словно их режут. А потом, нам твой мужик, еще и денег отдаст.
– Петро, остановись!!
Они медленно спустились вниз, постепенно стала видна вся комната, вещи там разбросаны, на полу осколки стекла. Четверо мужчин, двое из них держали Андрея Фирсова, один Зою, и тот самый, Петро, высокий, здоровый, в потертой кожанке, медленно расстегивал ремень. Им не было видно Зою, Альберт лишь видел своего отца, который стоял коленями на полу.
Один лишь его потухший взгляд в сторону, Фирсов замечает детей, но чуть видно мотает головой по сторонам, чтоб они не подходили. Альберт, зажав лампу в руках, делает быстрых несколько шагов, кидает ее прямо на середину комнаты. Она бьется, огонь растекается лужей по паркету до самого окна, тут же вспыхивает занавеска. Тот, кто пришел в их дом за долгом, резко оборачивается, огонь обжигает ему лицо.
– Сука! Что, блядь, это такое! Сука!
– Андрей! Андрей! Дети, где дети?
Зоя кричит, стирая со щек слезы, огня становится больше. Андрей кидается на Петро, остальные мужики в панике достают оружие, начинается пальба, от которой закладывает уши.
Альберт тянет Руслана на пол, но он с такой силой рвется вперед, что удержать трудно.
– Не стрелять! Я сказал, никому не стрелять, мать вашу!
Альберт в тот раз так и не понял, что именно произошло, из-за дыма становится мало что видно, глаза слезятся, и дышать уже становилось нечем. Он тянет Руслана за руку к кухне, к выходу во двор. Надо было спасаться, иначе они задохнутся или сгорят заживо.
– Тащи их на улицу, быстро. Всех на улицу, – они с Русланом услышали только это, прежде чем самим выбраться туда.
Летняя ночь была теплой, ребята пробирались к центральному входу, через кусты смородины.
– Что с ними? Где они? Где мама?
–Тихо, Рус, – Альберт шикнул на него, придавил к траве, прижимаясь к ней сам.
– Кто в доме? Говорите, кто это сделал?
При свете яркой луны было видно, как его отец зажимает рану в боку, кровь издалека была не красной, как Альберт всегда считал, а черной.
– Никого там нет.
– Конечно, никого, сейчас все к херам сгорит, и никого не будет. Обойти дом, живо. Привести этих выродков, если они на улице, или заблокировать двери. Там же ваши дети, да?
Петро склонился в Фирсову, на правой щеке пузырился ожог, но тот лишь потрогал его, поморщился.
– Ну что, деньги-то где? Говори, или сейчас они сгорят.
– Не трогай детей, я все покажу. Все отдам.
Но парни, посланные Петро, так и не успели обойти дом, в нем раздался взрыв газового баллона, они упали на землю. Двое мальчиков, оглушенные взрывом, зажали головы руками. Зоя кинулась на мужчину, что держал их на прицеле, раздался выстрел, затем второй.
– Мама!? Мама!
– Стой! Да стой же ты.