Чужая жена [СИ]

По дороге обратно, расположение идущих было тем же. Каждый видел, то же, что и прежде. Андрей Викторович, наслаждаясь предоставленным обтянутым видом, даже не мог усомниться в открывшейся перспективе прекрасной ночи в объятиях красавицы. Арон же Карлович, мягко обхватил своим влажными коротенькими пальчиками тонкое, как будто фарфоровое запястье руки Марии, на одном из пальцев которой красовался его перстень, зная точно, что ночь эта будет принадлежать, конечно же, ему. Он даже, набравшись наглости, в проёме тамбура, сделав вид, будто не удержался и потерял равновесие, прижался, пропустив впереди себя женщину, и слегка обнял за талию.

Она не отдернула руку, не отстранилась, напротив, даже немного прижалась тазом. Оба намека обоим мужчинам не стоили ей ничего, зато и один и второй готовы были на многое, еще ничего не получив!

Дойдя до купе, в совсем перевозбужденном состоянии, и Арон, и Андрей, уже было собирались, немного приотстав, просить задержаться, хотя бы на полчаса, поскольку, по мнению каждого, выбор Мария сделала в пользу него. Девушка, предчувствуя надвигающуюся угрозу, попросила обоих остаться за дверью, пока она не приведет себя в порядок.

Услышанное внесло некоторую сумятицу, а главное понимание, что все только начинается. Однако Держава попробовал утвердить свое место:

— Андрюша, ну ты же понимаешь, чтооо… как бы все уже решено…

— Пока я вижу, Ароша, что ты без дорогущего перстня, и все, что ты напридумывал… слушай, но говоришь-то как складно, я даже заслушался. Не ровён час, все правдой окажется! Ну ты и Флинт!

— Сам ты… еще тот фрукт!

— Ну вот. Ты что обиделся?

— Даже не оскорбился, только не пойму, почему ты не хочешь с честью принять очевидного. Ну хочешь я тебе заплачу?

— Давай уж лучше я тебе… Нууу… в смысле, куплю тебе место в другом купе. Сейчас поди и «СВ» освободилось…

Мысль осенила обоих одновременно, и они без предупреждения ворвались в купе, с одними и теме же словами:

— А может в «СВ»?…

Охотница сделав вид самой невинности, ошарашенной такой неожиданностью, на деле давно готовой, захлопнула пеньюар, все же, сверкнув еле прикрытыми ножками в чулках, возмущенно крикнув: «Мальчики!» — одновременно показательно убирая с верхних полок, нууу ооочень, кружевное нижнее белье, на которое предполагалось безапелляционно перелечь мужчинам. С Ароновой — бюстгальтер, который он проводил наливающимися кровью глазами, а с Андреевой — трусики, состоящими из одних тонких вычурных узоров.

Долгое половое воздержание Светищева выплеснулось почти нервным срывом, сопровождающимся одновременными толчками внизу живота и мгновенным приливом крови в голову, что пошатнуло. Он удержался на ногах, но вслух вырвалось: «Оообооожаааю!» — на что, вооруженная прелестью «чужая жена» улыбнулась, после чего незаметно каждому сделала по знаку внимания, из которого и один, и другой получили подкрепление своим предположениям о предстоящей ночи…

Арончик, почти забыв о перешедшем перстне, даже смирившись, я бы сказал, с его потерей, зная, что его ожидает самая прекрасная ночь в его жизни, которой осталось всего несколько часов. Но разве об этом думают, когда у обольщенного есть уверенность!

Дама присела на одну сторону, медленно положив ногу на ногу, кавалеры устроились напротив, но неудобство, выраженное в соприкосновении ног, заставило захотеть Марию разместиться на верхней полке, чтобы продолжать беседу лежа в полном, возможном здесь комфорте.

Увидеть такую красоту в полупрозрачном одеянии — эта мысль поразила обоих, к тому же это было удобно и с точки зрения предпочтения, ведь они находились на одном лежаке, напротив, глядя снизу вверх…

Она легла на бок, и явно представляла, как смотрится снизу! Одежда ее имела всего одну пуговицу почти вверху пеньюара, чуть ниже он был перехвачен тоненьким поясом. На груди ткань расходилась в разные стороны, что она поправляла, задевая грудь. В этот момент, оба разгоряченные не могли спустить своих глаз с этого действия, представляя, свои руки на месте уже надоевшей ткани. Низ подола постоянно спадал, оголяя красивую форму ног, открывая обе до середины бедра.

Конечно, провал в талии, и возвышающаяся форма таза не поддается точному и достойному описанию, тем более тому, какое впечатление эти линии вызывали, и какую реакцию приходилось сдерживать мужчинам при одном взгляде на верхнюю полку.

Надо отметить некую, скрытую за улыбкой Марии, подробность, чтобы у читателя не создалось впечатления совсем обезумевшей в своей игре с «мальчиками» диве. Она прекрасно понимала склады их характеров, видя в них джентльменов и понимая, что эти интеллекты, нравы вытерпят ее даже нагую, не посмев коснуться и пальцем. Будь на их месте более несдержанные и хамоватые, она давно бы поменяла купе, а то вовсе поезд…

Заметим еще, что она вполне наслаждалась и их поведением, и соревновательностью, и ухаживаниями, не пытаясь остановиться, зная заранее, что этот спектакль они будут вспоминать всю оставшуюся жизнь с улыбкой, без злобы и даже с оттенком благодарности.