Когда землю разгреб и увидел несчастного, от ужаса рот руками закрыл. И правда, мертвец почти. С такими травмами как выжить? Лицо в месиво превратилось, и глаз выколот правый, пока тащил из ямы, бедняга стонал тихо, хрипло и что-то шептал неразборчиво. Макарыч собаку с ним оставил, а сам обратно в село поковылял. Если лошадь возьмет, внимания привлечет много. Давно повозку не запрягал, да и времени много займет. Взял тачку и мешков в нее накидал. Если что, скажет траву сухую для Жуля рвал. Когда переворачивал несчастного и в тачку затаскивал, у самого сердце кровью обливалось – что за нелюди его так? Что за звери? Места живого не оставили, сволочи. Но он, Степан, и не таких с того света вытаскивал. Привозили ему…разных. Прятали-лечили. В лихие девяностые у него много стреляных, подрезанных перебывало. И ампулы с того времени с антибиотиками и обезболивающими остались, и шприцы, и жгуты. Какого добра ему только не возили сюда, лишь бы братков латал и с того света вытягивал. Когда осмотрел, понял, что шансов мало. Ну он попробует, если не выйдет, обратно в лес завезет и в той яме и схоронит.
Но мужик на редкость живучим оказался. За жизнь цеплялся изо всех сил с завидным усердием. Казалось, развороченный весь, от боли одной сдохнуть можно, а он держался стойко. Правда, слегка не в себе был. В сознание урывками приходил. Кричал что-то, то ли женщину звал, то ли о рассвете что-то бормотал.
Синяки да ссадины Степан травами смазал и продезинфицировал, примочки поставил. Сломанные руки да ноги вправил и зафиксировал. Только глаз настораживал. А точнее, глазница пустая и рана открытая там. Макарыч повязку наложил и с Ладкой парня оставил, а сам в районный центр пошел с Григорием Артёмовичем встретиться. Когда травами не справлялся, звал его. Молодой врач не отказывал никогда. В свое время Макарыч жену его с того света вернул. Диагноз ей страшный поставили – рак. Врачи руки опустили, отказались от нее, а Макарыч сказал, что болезнь не смертельная. Он смерть ладонями всегда чуял. Проведет над человеком – если холодно ладоням, то там смерть прячется. Иногда бывало, удавалось ее прогнать, но чаще всего уродина костлявая кого пометила, того с собой забирала. Молодой доктор не верил. А когда жена снова кушать стала, поправилась и анализы показали улучшение сказал, что теперь точно в чудеса верить будет. Григорий Артемович приехал вечером на маршрутке – Макарыч просил не светиться. Долго пытался убедить Степана, что парня надо бы в больницу, но старик опасался, что, не дай Бог, заметит кто. Ведь убить хотели антихристы. Врач приезжал почти каждый день капельницы ставил, уколы делал, помогал мыть раненого. Улучшение началось где-то через пару недель, когда жар полностью спал, и несчастный наконец-то не потерял сознание, а по-настоящему уснул. Теперь, когда Макарыч руками над ним вел, холода не чувствовал. Ну и все. Можно молодого доктора отпускать. Оклемается теперь их Леший. Так про себя парня прозвал Макарыч. Заросший, с окровавленной повязкой на лице, кривым носом и запекшимися корками губами, тот не иначе как на лешего был похож, да и в лесу найден.
- Степан Макарыч, может, вам мобильник оставить? Если что, наберете меня?
Врач натянул пальто и шапку, завязал шарф.
- Та куда? Я с этими мобилками, как обезьяна с гранатой. Еще сломаю. Надо будет, я к тебе приду. Но скорей всего, уже не понадобитесь.
- Когда на ноги встанет, ко мне отправьте, я помогу, чем смогу. Ему бы зубы вставить и посветить на рентгене, ноги и руки как срослись. Колушкин, стоматолог наш, задолжал мне кой-чего, посмотрит гостя вашего. И с глазом…сейчас протез можно поставить. Тут я, конечно, особо не знаю, к кому отвести, знакомств не хватает. Это в городе уже. Но я поспрашиваю, и что-нибудь придумаем.
- Святой ты человек, доктор. От Бога. Спасибо тебе. И Настене своей привет передавай, скажи, чтоб тяжёлые с сумки сама с магазина не таскала, нельзя ей теперь.
Глаза доктора округлились.
- А вы откуда знаете?
- Иди-иди, я много чего знаю. Чувствую. Дар у меня такой или проклятие, кто знает. Спасибо за Лешего моего. Дай Бог, и оклемается к весне полностью.
- С такой сиделкой через месяц бегать начнет.
- Та куды ж бегать-то? Ноги все переломанные, ребра, синяки еще не везде посходили.
И в этот момент раненый громко застонал:
- Зорянааааа…
- Ну вот. Я ж говорил.
***