Чужая жизнь

Больше всего в жизни Торэно Альдруиз не любил две вещи: еретиков и почту. Еретиков Торэно не любил из-за своей веры, веры в Ар'урила, воинственного и нетерпимого к себе подобным бога. И верил он настолько сильно, что еще в восемь лет сбежал в город, чтобы стать священником. Правда, ничего путного из его побега не вышло – пойманного буквально на следующий день паренька жестоко выпороли и не выпускали из дому две недели. Но, несмотря на столь горький опыт, от своей мечты Альдруиз не отказался и, достигнув совершеннолетия, вновь отправился в город, где поступил в духовную семинарию. Правда, ради этого он вынужден был отказаться от рода и наследства, но Торэно это не остановило. С тех пор прошло уже более полувека, и за это время молоденький паренек успел сильно постареть и так же сильно подняться в иерархии церкви Ар'урила. Именно с занимаемым ныне положением был связан второй предмет лютой ненависти старика. За прошедшие полвека он поднялся от храмового служки до главы Полуденной Службы всего Зерлина. В соответствии со своей должностью Торэно занимался абсолютно всеми делами церкви лично, практически ничего не доверяя помощникам и заместителям. Кроме того, первосвященник обладал взрывным, хоть и довольно отходчивым характером. Все это привело к тому, что отчитываться о неудачах подчиненные предпочитали в письмах, дабы не попадать под горячую руку. Именно в этом крылась лютая ненависть Торэно к почте, ведь письма чаще всего означали какую-либо неудачу, что ужасно злило этого честолюбивого человека.

И сейчас первосвященник Ар'урила немигающим взглядом смотрел на стопку утреней корреспонденции, не желая даже прикасаться к ней. Но сильные мира сего тем и отличаются от простых смертных, что могут побороть в себе отвращение к тем или иным вещам и работать с ними более-менее беспристрастно. И Торэно не был исключением. Поколебавшись еще пару минут, он тяжело вздохнул и, понимая, что тянуть уже больше нельзя, взял в руки первое письмо. Привычным движением сломав печать на письме, старик бегло пробежал глазами неровные строчки и облегченно вздохнул. Это была весточка от Верного третьего ранга Марциуса.

«Очень многообещающий юноша», – мгновенно вспомнил его первосвященник, обладающий феноменальной памятью, он никогда ничего не записывал, полагаясь только на свою память и, надо сказать, она его еще ни разу не подводила. Ходили даже слухи, что старик знает в лицо каждого последователя Ар'урила вплоть до самого последнего служки. Правда, говорили об этом шепотом, опасаясь, что это может обидеть первосвященника. А обижать его было, по меньшей мере, крайне недальновидно.

Альдруиз отогнал ненужные мысли и еще раз, гораздо более внимательно прочитал письмо. Впрочем, ничего особенного в нем не было. Марциус писал, что задание выполнено и все прошло, как и предполагалось, а письмо он шлет оттого, что сильно задерживается в пути и прибудет не раньше чем через три-четыре дня. Дочитав до конца, Торэно удовлетворенно хмыкнул и, отложив письмо в сторону, поднялся из-за стола. Уверенным шагом первосвященник подошел к висящей на стене карте. На ней довольно подробно был изображен весь Зерлин и некоторые прилежащие территории. Во все изображенные на карте населенные пункты, начиная с небольшой деревушки и заканчивая столицей, были воткнуты маленькие флажки с изображением сжатого кулака на алом фоне. На всех кроме одного, кроме города Хоркре. Города ставшего последним убежищем еретиков. Города способного продержаться в осаде несколько лет. И именно в него Торэно воткнул взятый рядом с картой очередной флажок. Сделал он это потому, что письмо Марциуса могло означать только одно: в городе произошел мятеж и он пал.

Несколько мгновений первосвященник любовался получившейся картиной, а затем развернулся и шаркающей походкой пошел обратно к столу. За долгую жизнь старик сумел усвоить один немаловажный урок: «Судьба ничего не дает просто так и если у тебя сейчас радость, то знай, что скоро она спросит с тебя в двойном размере». И в соответствии с этой истиной Альдруиз предполагал, что остальные письма окажутся гораздо менее радужными.

Впрочем, убедиться так это или нет, ему было пока не дано. Только он успел устроиться за роскошным столом и взяться за следующее письмо, как раздался бесконечно вежливый, если не сказать подобострастный стук в дверь. Первосвященник был только рад оттянуть неприятные минуты насколько возможно и поэтому стуку он обрадовался как очередной победе своей веры.