Чужая жизнь

Хлеба с собой захватил, соли, воды в солдатской фляжке и отправился.

Сошел на тропинку с крыльца ранним утром. К полудню добрался до тонкого рябинового деревца. Пять неспешных шагов Серёжиной бабки. Но у Серёжи шаги были еще более неспешные. Наверное, он продвигался со скоростью часовой стрелки или со скоростью растения, оно ведь тоже продвигается.

У него не было цели путешествовать медленно, он путешествовал подробно.

Он ложился на землю и разглядывал травинки, жуков, окурок, стеклышко. Всего так много.

– А ведь взрослый уже мальчик, – сердилась бабка.

До обеда она дотерпела, а затем велела воды натаскать в кадку.

Воды Серёжа натаскал, и бабка усадила его обедать. Он ее послушал, поел и вновь собрался в путь. Заново. Так как за несколько часов и травинки переменились, и жуки одни уползли, другие умерли, а третьи народились. И Серёжа всех их наблюдал от ступеньки до рябины до самого вечера. Он и в ночи что-то там подсвечивал фонариком, пока бабка не погнала его веником спать.

В сорок первом он ушел на войну, в сорок пятом вернулся.

Посидел на крыльце, посмотрел на рябину и отправился устраиваться в железнодорожные мастерские. Там он и проработал до самой пенсии и еще сверх того пять лет.

Я его помню седым стариком с папиросой. На крыльце, в сумерках.

Тропинка. Рябина. Красный огонек. Внук Николай катит на велике.