Чужак

Дорн, опасливо поглядывая на меня, стал бочком пробираться к выходу из лавки.

– Ты, Влад, посиди тут немного, а я сейчас Нату приведу. Я понимаю, устал, перенервничал. Виданное ли дело в погань идти ничего не умея. Тут у любого здоровье пошатнется. Ты сиди и не волнуйся, я быстро.

– Сидеть!!!

Спасибо командир за привитые навыки командного голоса. Дорн плюхнулся на задницу посреди лавки. Покупатели резко отшатнулись.

– Скажи друг мой, а зачем мне понадобилась Ната?

– Ну, она лекарь хороший.

– Не лекарь, а магиня Жизни и не мне она нужна, а тебе.

– Почему мне? – тупит Дорн.

– Потому что ты либо ослеп, либо сошел с ума.

– Я? – удивляется Дорн.

– Ну не я же.

Задумчивый взгляд кузнеца.

– Повторяю для особо здоровых. Ната нужна тебе.

– Почему?

– Либо у тебя очень плохое зрение и ты видишь перед собой взрослого мужика вместо восемнадцатилетнего пацана, либо ты сошел с ума, говоря, что пятьдесят пять лет для человека это молодость.

– Какого человека?

– Этого!

Потеряв всякое терпение я подымаю за шкирку подошедшего, так кстати, пацана со свертком, переношу его через прилавок и показываю Дорну.

Дорн внимательно осматривает пацана, который от удивления даже не пытается барахтаться.

– Это не человек, это мой родственник, – важно заявляет кузнец.

Я сейчас сам сойду с ума. Отпускаю пацана, сажусь на пол рядом с Дорном.

– И почему твой родственник не может быть человеком? – спокойно, безразлично и устало спрашиваю я.

– Потому что он гном.

– Кто гном?

– Он. Между гномом и человеком не может быть потомства и так как он мой родственник, он гном.

– А почему не человек? – туплю уже я.

– Потому, что я гном.

Занавес.

Сижу на полу, закрыв глаза. До ушей доносится стандартный звуковой фон базара. Люди спрашивают, торгуются, спорят и, наконец, заключают сделки. Люди.

– Тебе же говорили и люди, и эльфы, и гномы, и, как его, тритоны тут есть, и черт знает кто еще. Чему ты удивляешься? Не поверил?

Поверил.

– Опять. Да, поверил, но как-то так, мол, пока не увижу, не рассказывайте сказки. А может, Дорн должен был сразу представиться, гном я, а не больная фантазия падре. Чем Дорн поил жертву волчиц, не помнишь? Глазки-то открой.

Послушавшись, я открываю глаза. Надо мной склонилась озабоченная голова Дорна, рядом с ним, с любопытством рассматривая меня, стоял его родственник, пятидесяти пяти летный малолетка.

– Влад, ты в порядке? – озабоченно спрашивает Дорн. – Может сходить за Натой? Я быстро.

– Нет, Дорн, не надо, просто я никогда не видел гномов только чит.. э слышал о них, и поэтому считал тебя человеком.

– Конечно, в деревнях мы не живем, – усмехнулся Дорн, – а вот в городах бываем.

– А что ты о нас слышал? – влезает малолетка.

Ну, живете в горах, – отвечаю я, силясь припомнить земное, литературное творчество, – шахты рубите, кузнецы из вас лучшие.

– Это правда, – важно заметил Дорн, – лучше нас никого нет.

– Сильные очень, – продолжал я.

– Да. Есть такое.

– Бороды до пояса, а то и ниже и плечи метра полтора шириной.

Переглянувшись с племянником, Дорн оглушительно заржал. Родственник только заулыбался, видно так ржать ему еще не по чину.

– Вот и не понял, что ты гном, ты ж вон какой щуплый, соплей перешибешь и борода короткая.

– А ты не подумал, что с такими плечами в шахте не только работать, но даже ходить трудно? Все стены обтешешь и застрянешь где-нибудь на повороте. Какой же ширины должны быть проходы?

– И руки, руки какой длины должны быть? – вмешался малолетка. – Чтоб с такими плечами, хотя бы до носа достать?

– А борода до пояса и ниже, – веселился Дорн, – для чего, всю пыль и грязь в шахте собирать или чтоб на наковальне лучше под молот попадала?

Мрачно смотрю на веселящихся гномов. Да, опять я выступаю в явно понравившейся мне роли шута. Вот и верь после этого всей писанине. А ржут-то как, заливаются, Петросяна на вас нет, мигом бы смеятся отучил.

– Может, покажешь свою работу, – прервал я веселье гномов.

Довольно ухмыляющийся юный кузнец развернул сверток и достал кистень.

– Вот смотрите.

Небольшая, сантиметров тридцать черная рукоять. Маленькая гарда сантиметров в десяти от оковки одного конца рукояти, оковка с кольцом на другом, тонкая цепочка, маленький ромб, толщиной сантиметра три, шириной шесть и высотой восемь, на конце. Вспоминая земные образцы этого оружия, особенно цепной пехотный моргенштерн*, я поморщился.

– Парень, мне сегодня в ночь по погани гулять придется, а не воробьев по улице гонять.

– А ты примерь к руке.

Я беру в руки боевой кистенек. Опаньки, игрушка то тяжелая. Килограмма два, никак не скажешь по внешнему виду. Отпускаю цепь и, с негромким шелестом, оружие встает на боевой взвод. Вот это дела, вся тяжесть данного инструмента для вышибания мозгов ближнему, сосредоточена в ромбе, цепь и рукоять практически ничего не весят. Если вспомнить сопромат, с его правилами рычагов, моментов и прочей хренью, то такая конструкция, с концентрацией веса в ударной точке, по эффективности применения максимальна. Остальные виды холодного оружия завистливо стискивают зубы.

– Цепь не порвется от удара? Тонкая она у тебя.