Чужак

Воины успокоились лишь когда поняли, что не просто зарываются в землю, а делают это согласно колдовскому рисунку. Изломанные линии, которые Вадим проковырял в дерне лопатой, не могли быть ничем, кроме защитного колдовства. Мастера-гравёры на западе наносят подобные защитные символы на доспехи за огромные деньги - слишком редкие и дорогие колдовские припасы нужны, чтобы такое колдовство продержалось дольше нескольких дней. Вадим, похоже, знал, как обойтись без них - или Мать-Земля отметила его каким-то своим даром.

Я и подумать не мог, что мне придётся довериться чужому колдовству и терпению Матери-Земли, на теле которой чужак изобразил свои загадочные руны. В его защитном круге нашлось даже место для наших лошадей, а за нашими спинами торчали на шестах последние четыре бочонка с порохом и пулями.

Этот приказ Вадима оставлял нас почти без огневых припасов, но какой с них прок мертвецам?

С его самозарядным оружием у нас получалось не меньше тридцати выстрелов на каждого. Я надеялся, что хотя бы половина из них придётся в цель. Привыкнуть к оружию с настолько чувствительным спусковым крючком и быстрой стрельбой оказалось куда сложнее, чем я думал.

Мои воины за то же время успевали сделать два - только потому, что каждый взял два мушкета. Потворы с личной свитой вряд ли дадут им время на перезарядку.

Предложение сжечь весь остальной порох я встретил с мрачным удовлетворением. Если мы победим, у нас будет возможность взять ещё, а мертвецам огневая снасть ни к чему. Тем более ни к чему снабжать ей врага, который вот-вот осадит принадлежащий тебе форт!

Когда на горизонте появилось бесформенное скопление всадников, я понял, что настал тот момент, когда Отец-Небо зрит каждого из нас.

Десять против сотни. Не меньше десятка потворов с полукровками, личной свитой и закалёнными в боях ветеранами. Не те, с кем воины могут сражаться даже на равных. Между жизнью и смертью теперь лежали только знания чужака и наша храбрость.

Грохнул выстрел. Первая из пуль Вадима отправилась к цели. На таком расстоянии он всё ещё мог выбирать, кого убить первым, но конная лава стремительно приближалась. За спинами всадников развевались крылья из ярких разноцветных перьев. Даже на западе, где право командовать отрядом продавалось и покупалось, как новый горшок для супа, такие знаки доблести могли только заслужить.

Но личная доблесть ничто, когда новый выстрел звучит каждое мгновение, и пуля убивает на двух сотнях шагов. Когда Вадим первый раз остановился, чтобы перезарядиться, заговорило уже моё оружие. На таком расстоянии картечь из дробовика могла убивать, или хотя бы ранить, даже через доспехи.

Несколько мгновений яростной пальбы, и подаренный мне чужаком дробовик опустел. На степной траве остались несколько тел и раненые лошади.

Потери в передних рядах заставили врага разомкнуть строй, и потерять драгоценные мгновения. Нам хватило этого времени, чтобы расстрелять ещё по десятку выстрелов, а затем к нам присоединились остальные воины.

Лишь сейчас я понял, насколько действенна защитная линия Вадима. Перед нами высились громады боевых коней и всадники. Не промажешь и при всём желании.

Они же видели перед собой в лучшем случае голову стрелка и ствол мушкета. На такой скорости попасть на скаку можно разве что в плотный строй, или встречную конную лаву, но только не в одиночных бойцов, каждый из которых находится в нескольких шагах от другого, и сокрыт в толще земли.

Да, в степи так не воевали. Раньше. Но теперь всё изменилось. Второй залп мушкетов - и первые всадники пронеслись у нас прямо над головами. В узкие земляные щели полетели комья дёрна с лошадиных копыт. Щёлкнули несколько пистолетных выстрелов. Я услышал крики боли, но в следующее мгновение их заглушил новый звук.

Вадим привёл в действие первый запал. Бочонок с порохом раскидал десятки пуль на высоте груди всадника. Многие из них отыскали цель. Всадники, лошади, полукровки, наёмники, хозяева-потворы - ловушка убила всех. Следующая волна конницы не успела даже отвернуть в сторону. Грохот второй мины вызвал новую какофонию лошадиного визга и криков боли.

Одного из всадников убило прямо над моей позицией. Попадания трёх пуль вскрыли панцирь, а четвёртая выбила глаз и оставила сквозную дыру в черепе. Тело потвора ещё содрогалось в конвульсиях запоздалой трансформации, но уцелевший глаз не сохранил и отблеска жизни.

Два последних бочонка Вадим подорвал разом, едва тела упали на землю, и прикончил остатки смятой конной лавы. Сотня всадников прекратила существование за считанные мгновения.

Я вспомнил про дробовик, и взял на прицел спину одного из беглецов. Их осталось не так много, и каждое мгновение становилось меньше и меньше. Вадим не собирался отпускать их живыми.

Вряд ли он подарил жизнь больше, чем троим беглецам - и то лишь потому, что не успевал вовремя перезарядиться. Крики раненых лошадей и проклятия наёмников сливались в лучшую музыку, что я когда либо слышал. Музыку победы.