Вот у Джерро, как и у Рут, была глубокая вера. Он думал и поступал в соответствии со своими идеалами. А что это в конечном итоге принесло ему? Я лучше других знал, что мне надо, и собирался получить это, поступая по-своему.
Я поднялся, отошел в сторону, обернулся и посмотрел на них.
— Мы не можем понять друг друга, — тихо сказал я.
Рут вскочила с дивана и подбежала ко мне.
— Дорогой, — нежно сказала она, глядя мне прямо в глаза, — ведь мы поняли тебя. Мы поняли, что ты хотел сказать, но ведь все равно так жить нельзя.
Я промолчал.
Рут повернулась к брату.
— Марти, — взмолилась она, — ну объясни же ему.
Марти посмотрел на нас и, ни слова не говоря, направился к двери.
— Я спущусь вниз на минутку, — сказал он, — пожалуй, вам лучше остаться вдвоем. Вопрос не в том, кто прав, а в том, кто любит больше и больше желает посвятить себя другому. — С этими словами он вышел.
Глаза Рут были полузакрыты, губы дрожали. Я обнял ее, в том, как она прижалась ко мне, чувствовалось страстное желание.
— Я люблю тебя, — прошептал я.
Рут совсем закрыла глаза и поцеловала меня.
— Я хочу тебя, ты нужна мне, нельзя, чтобы что-нибудь встало между нами. — Шептал я, целуя ее.
Из ее полуоткрытых губ вырвался вздох, и я почувствовал, как ее маленькие белые зубки прикусили мою нижнюю губу. Обняв мою голову руками, Рут прижала мое лицо к своей груди.
Я еще крепче обнял ее и, приподняв голову, взглянул на нее. Губы ее были раскрыты, в глазах стояли слезы. Я чувствовал, как она дрожит в моих объятиях.
— Рут!
Она опустила глаза и посмотрела на меня, из глаз, словно сверкающие бриллианты, катились слезы. В этих глазах была любовь, страсть, понимание и желание. Она слегка покачала головой.
— Нет, дорогой, — мягко прошептала она, — так я не хочу.
Я уткнулся лицом в сладкое тепло ее тела.
— Я хочу тебя, — повторил я, чувствуя губами ее кожу.
Она отстранилась.
— И я хочу тебя, — просто сказала она, — но только не так. Я хочу тебя навсегда, а не на время. — И снова притянув к себе мою голову, она поцеловала меня. — Понимаешь, милый?
Некоторое время я смотрел на нее, затем поднялся, рука автоматически полезла в карман за сигаретами. Я все отлично понял.
Или должно быть так, как она говорит, или вообще никак.
Глава тринадцатая
Прикуривая, я чувствовал на себе пристальный взгляд Рут и думал, что она пытается прочесть мои мысли. Потом она встала и подошла ко мне.
— Ты не понимаешь, да? — ласково спросила она.
Я покачал головой.
— Нет, не понимаю, — ответил я почти раздраженно, — какая тебе разница? Неужели для нас будет лучше, если я пойду убирать улицы?
Глаза ее затуманились, в них появилось страдание.
— Кто знает, может быть, и лучше, Фрэнки. Дело ведь не в тебе, а в том, чем ты занимаешься. Ты вынужден быть злым и жестоким; ты не сможешь днем, отдавая себя целиком своей работе, быть одним, а ночью — другим. Эти два человека быстро сольются в одного, в такого, какой ты сейчас.
Я начал отвечать ей, желая объяснить, что она не права, но в это время раздался стук в дверь. Это вернулся Марти, и я впустил его в комнату.
Он посмотрел сначала на Рут, потом на меня. Он не стал задавать вопросов, потому что по нашему виду и так все понял. Больше он не давал мне советов, он знал, когда надо промолчать. Через несколько минут они ушли, и я остался один.
Я думал о словах и чувствах Рут. Ей следовало понимать, что бросить мое дело не так легко, как отложить в сторону книгу, я слишком со многим связан. Мне пришлось здорово потрудиться, и я не собирался бросать свой бизнес ради какой-нибудь женщины. Даже ради Рут.
Несколько месяцев мои дела шли на удивление хорошо. Парни и Феннелли вели себя тихо, тщательно следя за своими действиями. Компания зарабатывала приличные деньги, которые я воровал в силу своих возможностей. Но я не обманывал себя, я знал, что так долго не протянется, и все же тянул до последнего.
Сложности начались в конце мая, причем так, как я совсем не ожидал. Было около четырех часов. День был, как обычно, суетливый, и я порядком устал. Раздался селекторный вызов, и я щелкнул выключателем.
— Да?
— Вас хочет видеть мистер Московитс, — прозвучал голос мисс Уолш.
— Пусть войдет, — сказал я, отключая селектор и рассуждая о том, что ему могло понадобиться.
Московитс вошел, как всегда шумный и неуклюжий. Я стоял и с улыбкой смотрел на него. Мы обменялись рукопожатием, потом сели.
— Что ты задумал, Мойша? — спросил я, продолжая улыбаться.
Он сразу приступил к делу. Мне нравилась эта его черта. Он был одним из старейшин подпольного тотализатора, всегда держал слово, вел игру честно и никого не обманывал.
— Фрэнки, — тихо сказал он своим грубым голосом, — я хочу завязать.
Несколько секунд я не отвечал, а просто сидел и молча смотрел на него. Потом закурил и спросил:
— Почему?
Видно было, что Московитс испытывал неловкость.
— Не потому, что боюсь, совсем не поэтому, но… — он замялся, потом продолжил: — Я слишком стар для такого бизнеса, мне уже тяжело им заниматься. Я хотел бы уехать куда-нибудь с женой и спокойно наслаждаться остатком жизни.