Чужак

— Есть, но мне лень идти. Наверно, весна действует.

— Да, сегодня отличный денек, правда?

— Ага, — согласился я.

— Ты не против, если я присяду? — спросила Жанет.

— Нет. Скамейки для того и поставлены.

Она села на некотором расстоянии от меня. Мы сидели молча, отрешенно глядя в сторону реки. Но мне казалось, что между нами идет безмолвный разговор. Я представил себе, как Жанет спрашивает, почему я не заходил к ней, а я отвечаю, что хотел, но был слишком занят; а потом она спрашивает, собираюсь ли я помогать миссис Скотт, и я говорю, что нет, потому что миссис Скотт притворщица и на нас ей плевать; Жанет, конечно, говорит, что я неправ и что миссис Скотт тетка что надо, а я ей отвечаю, что это ее личное мнение и она имеет право его иметь; потом она интересуется моими успехами в школе, и я говорю, что все в порядке, потому что в среднем у меня около восьмидесяти баллов; еще она спрашивает, буду ли я в составе школьной команды по плаванью в этом учебном году, а я говорю, что еще не решил; потом следует вопрос о здоровье моих тети и дяди, и я отвечаю, что с ними все в порядке, если не считать, что дядя простудился и всю зиму лечится от кашля; в свою очередь я спрашиваю Жанет о родителях и бабушке, а она отвечает, что у них все в порядке, только бабушка стареет; и пока мы разговариваем, я думаю о чем-то другом, например, о том, как она впервые поцеловала меня, и как сказала, что любит, когда гладила комбинашку на кухне, и как щекотало у меня в носу от запаха ее надушенных волос; потом мы говорим о наших общих знакомых, хотя хотели бы поговорить о том, нравится ей Джерри или нет и нравится ли она мне… Но мы всего-навсего сидели на скамейке и глядели на Бронкс, раскинувшийся за рекой.

Вторая сигарета потихоньку заканчивалась, я прикурил от нее третью и бросил бычок за ограждение. Мы наблюдали, как он летел и потом скрылся из поля зрения. Наконец, Жанет заговорила.

— Ты изменился, Фрэнки, очень изменился за этот год.

— Все мы изменились, — ответил я. — Мы уже не дети.

— Не в этом дело, Фрэнки, — медленно проговорила Жанет. — Иногда мне кажется, что я не знаю тебя — такой ты бываешь разный. Конечно же, я согласна, что все мы изменились — Джерри, Марти, я, — но ты, мне кажется, стал каким-то холодным, резким и эгоистичным. Ты не был таким раньше.

Тут я вспомнил, что то же самое говорила мне Рут. Я взглянул на Жанет:

— Я всегда был таким, — спокойно сказал я.

Мы опять замолчали и стали наблюдать, как небольшая лодка с трудом плывет против течения. Я швырнул сигарету. Мне больше не хотелось курить — во рту было противно от табака. В спину подул легкий ветерок: я почувствовал, как он обдувает мою голову. Я взглянул на Жанет: ее волосы, взлохмаченные ветром, закрыли ей лицо. Мне захотелось дотронуться до них — они всегда были такие мягкие и красивые.

Она взглянула на меня.

— Ты выглядишь, как мальчишка после незаслуженной трепки, — сказала она и попыталась улыбнуться. Но у нее ничего не получилось.

Я не ответил.

— Фрэнки, почему ты не приходишь ко мне больше?

«Вот она это и сказала! — подумал я. — Сколько же мужества понадобилось ей, чтобы задать этот вопрос…»

Я не знал, что ответить, и промычал что-то по поводу занятости.

— Ты ведь и раньше был занят, но находил время, — сказала она.

На этот раз я промычал что-то по поводу ее встреч с Джерри.

— Я стала встречаться с Джерри после того, как ты променял всех нас на другую компанию. А что ты хотел, чтобы я торчала дома, рыдала и ждала, когда ты вернешься? — Ее лицо напряглось и побледнело.

— Но, Жанет, — попытался возразить я, — раньше мы были детьми и не отдавали себе отчета в том, что говорили…

— Может быть, ты и не отдавал отчета… — Жанет заплакала, и ее слезы заблестели ослепительными бриллиантами в лучах проглядывавшего солнца. — А я говорила то, что думала. И еще я думала, что ты любишь меня. — Она закрыла лицо ладонями и наклонилась вперед, беззвучно плача.

К горлу подкатил комок, слова не шли. Я нервно оглянулся: слава Богу, вокруг никого не было!

— Но, Жанет! — я наклонился к ней и дотронулся до плеча.

Как же мне сказать ей, что мне ужасно жаль, что я не хотел сделать ей больно и что я чувствую себя полным дураком? Я вспомнил Еву, девушку из старшего класса, с которой встречался в последние недели, ее влажные, горячие поцелуи, и всякие штучки — как она умела одним взглядом или движением пообещать блаженство на земле, но взамен ничего не дать… Она всегда дразнила, только дразнила. Как же я мог сказать Жанет, что люблю ее девичью свежесть, простой, прямой и честный взгляд, тепло ее глаз? Как мне сказать, что я хочу ее и даже больше…

Она с раздражением убрала мою руку со своего плеча и крикнула:

— Уходи! Ты низкий, подлый человек. Я ненавижу, ненавижу тебя!

Она вскочила и побежала к школе, прижав к лицу маленький платочек. Я собрался было последовать за ней, но вспомнил, что нас могли увидеть из окон школы. Я опять сел и стал смотреть ей вслед.