— Ясно. Всё будет нормально, Валера, не ссы. Тимак, можешь посмотреть, что с лошадью?
— Ага, сейчас.
Я быстро ощупал сержанта. Он был жив, но без сознания, о чём я тут же сообщил испуганному воину и Тимаку.
Вот и камень, о который погранец ударился головой во время падения. Неприятный камень, зараза, острый. Об такой и убиться недолго.
Заржала лошадь.
— У неё нога сломана, — доложил Тимак. Как сын начальника горной погранкомендатуры, он худо-бедно разбирался в лошадях. — Левая передняя. Попала в нору сурка на скаку. Жалко.
— Кого? — спросил я.
— Обоих. Но лошадь больше. — он покачал головой. — Тут только один выход.
— Какой? — испуганно спросил товарищ рядовой Валера.
— Пристрелить, чтобы не мучилась, — сказал Тимак.
— Кого? — пыль нестерпимо секла лицо, но это не помешало глазам рядового на мгновение превратиться в два блюдца.
— Ты совсем дурак? — осведомился я ласково. — Лошадь, конечно. Сержант выживет. Надеюсь.
Основания для надежд были. Сержанту повезло. Если можно назвать везением трещину в черепе и рваную рану на голове. А мог бы и голову проломить, как я недавно. Я бы, конечно, и в этом случае постарался его вытащить, но…
— Индивидуальный пакет есть?
Первогодок кивнул, покопался под плащ-палаткой и протянул мне пакет. Я сунул пакет в карман штанов.
— Тимак, Валера, — приказал я. — Вы приподнимите лошадь, а я вытащу сержанта. Хотя нет, погоди, сначала её пристрелить надо, чтобы не дёргалась, а то ещё сильнее сержанта придавит. Валера, у тебя автомат, давай.
Валера сглотнул, переводя жалобный взгляд с меня на Тимака и обратно.
— Я… я не могу, — пробормотал он.
— Тебя должны были этому учить, — сказал Тимак. — Ты же пограничник. А мы — дети.
— Меня не учили стрелять в лошадей! — взвизгнул Валера. — Я только по мишеням стрелял! Не могу! Как хотите — не могу!
Я видел, что он опять близок к панике. Чёрт знает, кого берут служить в погранвойска.
— Ладно, — сказал я и снял с сержанта автомат. — Тогда мы сами.
— Справишься? — спросил Тимак. Мне понравилось, как он себя вёл в эти минуты, — не паниковал, не истерил, был собран и готов действовать.
— А куда деваться? Выхода нет.
На прошедшей неделе у нас как раз был урок военного дела с изучением АК-47. Принцип действия. Разобрать. Собрать. Ничего сложного и очень вовремя. А стрелять Кемрар Гели и Серёжа Ермолов, как сын советского офицера, умели оба.
Я передёрнул затвор, перевёл флажок предохранителя на стрельбу очередями.
Словно предчувствуя дальнейшее, лошадь жалобно заржала.
Я положил ладонь ей на лоб, послал долгий успокаивающий импульс. Лошадь закрыла глаза.
Поднялся, навёл ствол, прижал покрепче приклад к плечу:
— Прости, родная.
Оружие задёргалось в моих руках. Грохот выстрелов на несколько мгновений заглушил свист ветра. Запах сгоревшего пороха ударил в ноздри.
Убрал палец со спускового крючка, посмотрел. Лошадь была мертва. Кровь из простреленной головы тёмным ручейком сбегала в зелёную траву.
Я поставил автомат на предохранитель, положил рядом, и мы занялись сержантом.
Вытащить из-под лошади.
Сделано.
Аккуратно, но плотно перевязать голову.
Сделано.
Войти в
Сделано.
Теперь самое сложное. Я понимал, что даже втроём при таком ветре нам не удастся посадить сержанта на вторую лошадь, а это был единственный способ доставить его к людям. Сидеть же на месте и ждать, пока утихнет «афганец» или пока нас найдут, было плохим решением.
Во-первых, он только начался и может дуть несколько дней.
Во-вторых, сержанту действительно нужна медицинская помощь и чем скорее, тем лучше.
В-третьих, заставлять себя искать множество людей, когда можешь выбраться самостоятельно, неправильно.
— Валера, твоя лошадь умеет ложиться по команде? — спросил я.
— Может, и умеет, — ответил рядовой. — Но я таких команд не знаю.
— Как её зовут?
— Ласка.
Я сходил к велосипеду, достал из коричневого бумажного пакета, притороченного к багажнику, шоколадку, развернул, отломил часть. Ветер не утихал. Вокруг по-прежнему ничего не было видно и казалось, что вся пыль мира поднята в воздух и несется на нас с единственной целью — забить глотку и глаза, замести, похоронить под собой.
— Врёшь, не возьмешь, — прошептал я.
Вернулся к лошади, погладил ей лоб, протянул на ладони шоколад.
Ласка осторожно взяла его губами, съела.
— Умница. Теперь тебе нужно лечь.
Я заглянул в её темные глаза, вошёл в
Ласка покорно легла.
— Умница, — повторил я и скормил ей ещё один кусок шоколада. — Теперь берём сержанта, — сообщил Тимаку и рядовому Валере.
Мы усадили сержанта на Ласку так, что он ничком полулёг на её шею. С помощью солдатского ремня Валеры и поводьев, снятых с убитой лошади, закрепили его в седле, чтобы не свалился.
— Ну, пошли потихоньку. Ласка, вставай. Валера, автомат сержанта не забудь. Тимак, лайбы пока бросим, потом заберём.
— Ясное дело, — сказал друг. — Тут бы самим выбраться… Куда идём — на заставу или в Кушку? В Кушку ближе, сразу говорю.