— Может, и умеет, — ответил рядовой. — Но я таких команд не знаю.
— Как её зовут?
— Ласка.
Я сходил к велосипеду, достал из коричневого бумажного пакета, притороченного к багажнику, шоколадку, развернул, отломил часть. Ветер не утихал. Вокруг по-прежнему ничего не было видно и казалось, что вся пыль мира поднята в воздух и несется на нас с единственной целью — забить глотку и глаза, замести, похоронить под собой.
— Врёшь, не возьмешь, — прошептал я.
Вернулся к лошади, погладил ей лоб, протянул на ладони шоколад.
Ласка осторожно взяла его губами, съела.
— Умница. Теперь тебе нужно лечь.
Я заглянул в её темные глаза, вошёл в
Ласка покорно легла.
— Умница, — повторил я и скормил ей ещё один кусок шоколада. — Теперь берём сержанта, — сообщил Тимаку и рядовому Валере.
Мы усадили сержанта на Ласку так, что он ничком полулёг на её шею. С помощью солдатского ремня Валеры и поводьев, снятых с убитой лошади, закрепили его в седле, чтобы не свалился.
— Ну, пошли потихоньку. Ласка, вставай. Валера, автомат сержанта не забудь. Тимак, лайбы пока бросим, потом заберём.
— Ясное дело, — сказал друг. — Тут бы самим выбраться… Куда идём — на заставу или в Кушку? В Кушку ближе, сразу говорю.
— Значит, в Кушку — сказал я. — Держимся направления северо-запад. Попадётся слишком крутой склон — обходим и снова на северо-запад.
Компас у нас был. Хороший наручный офицерский компас. В случае нужды я бы вышел куда надо и без компаса, но зачем лишний раз демонстрировать своё превосходство над обычными людьми? Также имелась вода в четырёх полулитровых алюминиевых солдатских флягах, четыре бутерброда с маслом и колбасой, полторы шоколадки (целая у Тимака и половинка у меня), два автомата АК-47 и четыре магазина патронов к ним. Вполне достаточно, чтобы выжить.
Порядок движения был следующий. Первым, ведя лошадь с сержантом в поводу, шёл я. За мной, время от времени сверяясь с компасом и давая направление, Тимак. Замыкал мини-колонну рядовой Валера, груженый двумя автоматами и подсумками.
Так через два с половиной часа и вышли к Кушке.
Так и прошествовали по абсолютно пустой улице Карла Маркса мимо моего дома к дому Тимака. Зашли во двор, потом во двор комендатуры и сдали сержанта, лошадь и рядового Валеру обалдевшему лейтенанту-дежурному.
— Ну вы даёте, — только и сказал лейтенант. — Тут уже заставы в ружьё собрались поднимать. Наряд не вернулся, ещё и дети пропали!
— Всё в порядке, товарищ лейтенант, — сказал я. — Никто никуда не пропал. Вот только товарищу сержанту нужна срочная медицинская помощь. Озаботьтесь, пожалуйста. И ещё. Если дадите карту, я покажу, где лежит дохлая оседланная пограничная лошадь. Пришлось пристрелить, она ногу сломала.
Лейтенант посмотрел на меня дикими глазами и потянулся к телефону.
«Афганец» не помешал нашим с Тимаком родителям встретиться в тот же вечер восьмого марта у нас и отметить счастливое возвращение детей, а заодно и женский праздник.
— Извини, мам, — сказал я маме. — С тюльпанами не вышло. Но я вас с Ленкой всё равно поздравляю и люблю.
— Горе ты моё, — вздохнула мама. — Домой вернулся живой и здоровый — это для меня лучший подарок.
За столом, где нам с Тимаком даже налили по глотку вина, от нас потребовали подробного рассказа о происшедшем. Мы и рассказали. Благо придумывать ничего не пришлось, ещё в сопках решили, что правда лучше всего. А что скрывать? Всё равно вылезет. Наряд-то не просто так пострадал — за нами гнался.
— Мог бы и не гнаться, — сказал мой отец по этому поводу. — Два пацана тюльпаны рвут на нейтралке… Непорядок, конечно. Но спугнули бы — и всё.
— Так они нас и спугнули, — сказал Тимак. — Мы же убежали сразу. А они погнались. Если бы не погнались, ничего бы не было.
— Старший наряда решение принимал, — объяснил Сашкин отец. — В данном случае пострадавший сержант. Ничего, я ещё разберусь. В любом случае, считаю, наши сыновья поступили достойно и даже героически. Спасли, можно сказать, человека. И не просто человека, а военнослужащего, пограничника! Горд за них.
— И я, — сказал мой папа. — За вас, ребята! Растите и дальше достойными людьми на радость нам и Родине.
Взрослые выпили. Мы пригубили.
«Афганец» вынимал из Кушки душу четыре дня и три ночи.
Девятого марта он усилился до такой степени, что выходить из дома стало просто опасно, и уже не стихал вплоть до одиннадцатого.
Занятия в школе и детский садик отменили, все сидели по домам. Даже отец выбирался на службу на пару часов в день, а большую часть времени проводил дома, с нами.
К тому же на второй день вырубилось электричество, и стало совсем весело.
Днём читали книги и слушали транзисторный приёмник «VEF 12», который работал на батарейках и от внешнего питания не зависел. Мама готовила еду из запасов, отец ей помогал, носил из сарая дрова и уголь для растопки печей, считая, что на мою долю борьбы с «афганцем» достаточно, чинил разные мелочи по хозяйству, до чего раньше не доходили руки.