— Я их убил.
Она удивленно посмотрела на меня.
— Ты убил их еще до того, как болезнь перешла во вторую стадию, и они начали нападать на людей?
— Да… попробуй эти пикули. По-моему, они хороши. — Я хотел сменить тему, но Микаэла не собиралась отступать.
— То есть ты убивал всех чужаков, которые приходили в ваш город.
— Нет. Э… у меня есть где-то сыр, так что если хочешь попробовать…
— Грег, я не понимаю. Ты хочешь сказать, что у вас есть какой-то способ проводить медицинское сканирование? Вы можете определять, заражен человек трясучкой или нет?
— Нет… все не так?
— Тогда как?
— Расскажи мне об ульях, хорошо? та штука, которую я нашел в квартире, она была какая-то жутковатая.
— Жутковатая — это уж точно. Но, Грег, я не расскажу тебе ничего, пока ребята не получат обещанной еды.
Я повернулся к ней. Наверное, что-то в моем выражении насторожило ее настолько, что она даже перестала есть.
— Микаэла, мне не хочется превращать все в игру. Дело в том, что я могу убить и тебя. — Она вздрогнула, а глаза расширились от изумления.
— Послушай. — Я положил руки на стол и крепко сжал пальцы на тот случай, если они вдруг рванутся к ее горлу. — Не знаю, что произошло со мной в прошлом году… Может быть, это было во мне всегда. Объяснить трудно, но если человек заражен, то я это чувствую, инстинктивно. Симптомы могут еще и не проявляться. Человек просто сидит, вот так, как ты, а у меня вдруг начинают сокращаться мышцы. Они словно превращаются в клубки змей. Я убил многих, и женщин, и мужчин. В голове как будто вспыхивает молния — трах-бах, и прежде чем я прихожу в себя — вот оно, порубленное на куски тело. — Я вздохнул, подавляя вызванную воспоминаниями волну тошноты. — Все происходит совершенно внезапно, как взрыв бомбы.
— А сейчас… сейчас этих судорог нет? Ты ничего не чувствуешь… со мной?
— Нет.
— А когда мы были там, у костра? Когда сидели все вместе?
— Нет. Я чувствовал что-то похожее, когда гнался за мальчишкой в доме, но теперь понятно, что дело было в той штуке, которую вы называете ульем. Однако никаких гарантий на будущее я дать не могу. — Потом я рассказал Микаэле о парне, прибывшем в город несколько дней назад, и о том, как я убил его прямо на улице. — Характер эпидемии изменился. Раньше мы считали, что болезни подвержены только латиноамериканцы. Теперь все выглядит так, что иммунитета нет ни у кого.
Девушка согласно кивнула.
— Мы пришли к такому же выводу. Просто у янки трясучка проявляется не так быстро. — Беззаботный тон давался ей трудно, выражение лица оставалось серьезным, даже встревоженным. — Вопрос в другом, почему мы до сих пор не заразились.
— Может быть, дело в особенностях организма, в его естественной сопротивляемости.
— Может быть. Или нам просто посчастливилось избежать инфицированных районов. Вот ваш остров подверг себя добровольному карантину.
— Тогда мы все живем взаймы? Рано или поздно конец у всех один, да?
Она отпила еще воды.
— Не хочется об этом думать, правда?
— Знаешь, у меня есть друг, который постоянно задает вопросы. Его, например, интересует, почему целая страна развалилась так быстро. Как случилось, что многомиллионный народ с лучшей в мире армией и превосходной системой здравоохранения не устоял перед эпидемией. Ведь все рухнуло в течение нескольких дней. Не недель даже, а дней. Раз, — я щелкнул пальцами, — и готово.
— Наверное, сейчас он задает другой вопрос: не находились ли американцы на ранней стадии болезни, когда шершни начали свое наступление одновременно по всей стране.
— Ты думаешь об этом, Микаэла?
— Да, думаю, Грег. И еще я думаю о том, что будет дальше. И мне становится страшно. О, Боже.
— В чем дело?
— Ни в чем. — Она устало пожала плечами. — Просто мне не по себе, вот и все. — По ее губам скользнула тень улыбки. — Столько дней в дороге… за последнюю неделю нам вряд ли удавалось поспать более двух часов кряду.
— Посиди здесь, а я приготовлю ванну.
— Что?
— Ванну. Полежишь в горячей воде, а я за это время перенесу продукты в лодку.
Еще один недоверчивый взгляд.
— Хочешь сказать, что у вас есть и горячая вода?
— Конечно. В доме есть электронагреватель. В полночь электричество отключают, но вода в баке остается горячей несколько часов.
— Вот это да! Ты из тех парней, за кого хочется выйти замуж. — Она вдруг покраснела. — Не пойми, конечно, буквально… Но сказать «нет» горячей ванне — свыше моих сил.
Я поднялся, чтобы пройти в ванную, но Микаэла покачала головой.
— Нет, ты только покажи мне, где это, а остальное я сделаю сама. И займись, пожалуйста, продуктами.
— Ванная наверху. Первая дверь направо.
— Спасибо, Грег. И вот что… не убивай меня, пока я не полежу хотя бы минут десять в горячей воде, ладно? — Она тут смущенно улыбнулась. — Извини, неудачная шутка. У меня всегда так: шучу на самые неподходящие темы. По-моему, об этом еще Фрейд писал, верно? Извини, разболталась.