Чужак в стране чужой

— Стихни, Марьям. Если у тебя нет души — значит ты и без того бессмертна. Джубал, а может быть так, чтобы человек умер и сам того не заметил?

— Не знаю, никогда еще не пробовал.

— А не могло так случиться, что я умер на Марсе, а обратный рейс и все, что дальше, — только сон? Ты посмотри вокруг! Райский сад, которому позавидовал бы и сам Пророк. Четыре прекрасные гурии, подающие роскошные яства и выпивку в любое время дня и ночи. Даже мужские их аналоги — если, конечно, не быть особенно придирчивым. Так это что — Рай?

— Какой там, на фиг, рай, — грубо вернул его в мир реальности Джубал. — Со дня на день придет налоговая ведомость, я уже и почту боюсь смотреть.

— Но меня-то это не касается.

— А эти твои гурии… тут тоже нет смысла быть особо придирчивым, но даже если условно договоримся, что у них достаточно сносная внешность…

— Сойдут, — великодушно махнул рукой Махмуд.

— А тебе, начальничек, — добавила Мириам, — это еще припомнится.

— …не нужно забывать об одной обязательной физической особенности, — закончил Джубал.

— М-м-м, — задумался Махмуд. — Этот вопрос не слишком интересен для обсуждения. В Раю упомянутая тобой особенность будет не преходящим физическим состоянием, а скорее уж неизменным духовным атрибутом. Или ты не согласен?

— А если так, — решительно заявил Джубал, — то я уж точно уверен, что никакие они не гурии.

— Придется, — вздохнул Махмуд, — какую-нибудь из них обратить.

— Одну? С чего бы такая умеренность, на Земле сохранились еще места, где можно выбирать полную квоту.

— Нет, брат мой. Хотя Закон и позволяет четырех, человек не способен обходиться по справедливости более чем с одной, — и это сказал не я, а Пророк, в бесконечной своей мудрости.

— Ну вот, у меня и от сердца отлегло. Так какую же ты выберешь?

— Это мы еще посмотрим. Марьям, как там у тебя с духовностью?

— А иди-ка ты подальше! «Гурия», тоже мне придумал!

— Джилл?

— И это называется брат, — вздохнул Бен. — Ты что, не знаешь, что это я на нее глаз положил?

— Ладно. Так что, Джилл, вопрос временно откладывается. Энн?

— Ты уж прости, но у меня сегодня рандеву.

— Доркас? Ты — мой последний шанс.

— Стинки, — нежно проворковала Доркас, — и насколько, по твоему мнению, должна я быть духовной?

Майк поднялся к себе, закрыл дверь, лег на кровать, принял фетальную позу, закатил глаза, заткнул горло языком и замедлил сердцебиение. Джилл не любила, когда он «впадал в транс» (странное все-таки название) днем, но особо и не возражала — если не на людях. Изо всех — очень и очень многочисленных — вещей, которые нельзя делать на людях, эта вызывала у нее наибольший гнев. Майк ждал очень долго, после той, пропитанной жуткой неправильностью комнаты его охватило жгучее, настоятельное желание удалиться и хоть немного грокнуть происходящее.

Ведь он сделал то, что Джилл строго-настрого запретила.

Он чувствовал чисто человеческое желание оправдать себя непреодолимостью обстоятельств — но марсианское воспитание не позволяло отделаться от неприятной проблемы так просто. Он достиг критической точки, требовалось правильное действие, выбор зависел только от него, ни от кого больше. И он грокал, что выбор был правильным. Но брат Джилл запретила делать такой выбор…

Но тогда не осталось бы никакого выбора. А это — противоречие, ведь критическая точка — точка выбора. Выбирая, дух взрослеет.

А может быть, не нужно было уничтожать пищу, может, это успокоило бы Джилл?

Да нет, запрет Джилл касался и такого варианта.

В этот момент существо, порожденное человеческими генами и сформированное марсианской мыслью, существо, не способное стать ни человеком, ни марсианином, завершило очередную стадию развития, отбросило ее как пустой кокон и перестало быть детенышем. Майк получил в полное свое распоряжение вечное одиночество свободной воли и — одновременно — марсианскую готовность объять и взлелеять этот дар, сполна и с наслаждением испить всю его горечь, безропотно нести бремя всех его последствий. С трагическим восторгом он понял: критическая точка принадлежала ему, и только ему, Джилл тут совершенно ни при чем. Брат по воде может учить, предостерегать, направлять, но выбор, делаемый в критической точке, неделим. «Собственность», которую не продашь, не подаришь, не отдашь в заклад, нечто обладаемое, неразделимо сгроканное с обладателем. Отныне и присно и во веки веков он — это действие, предпринятое в критической точке.

Теперь, познав себя как «я», он получил возможность сгрокиваться с братьями своими еще теснее, сливаться с ними без помех и опасений. Целостность «я» есть, и была, и пребудет вечно. Майк задержался, чтобы возлюбить и восхвалить «я» всех своих марсианских братьев, воплощенных и бестелесных, числом во многие тройки исполненные, а также совсем немногочисленные «я» братьев земных — и огромные, неизвестные еще степени тройки тех обитателей Земли, с которыми он сможет слиться, которых он сможет возлюбить — теперь, когда, после долгого ждания, он грокнул и возлюбил себя самого.