Чужак в стране чужой

И все же Майкл успел порезвиться: в самый последний день службы отечеству (точнее говоря, Федерации), на параде, когда взвод Майкла печатал шаг мимо начальства, генерал и вся его шайка-лейка неожиданно оказались по колено в буколическом вторичном продукте, составляющем первооснову всего здорового солдатского юмора, но при этом нечасто встречающемся на плацу (хорошо еще, что по колено, а не по уши). Затем, так же неожиданно, залежи исчезли, не оставив после себя ничего, кроме стойкого, специфического аромата и неясных догадок о массовом гипнозе. Да, подумал Джубал, шуточки у Майкла еще те, и тут же вспомнил некий инцидент, связанный с деканом медицинского факультета и трупом, — слава еще Богу, что сам-то он, Джубал, надел тогда резиновые перчатки.

Он, пожалуй, предпочел бы, чтобы отважный воин задержался в армии подольше — все это время Джилл сидела дома. Майк вернулся веселенький, он ничуть не был уязвлен бесславным концом своей военной карьеры и гордо хвастался, что ни на вот столько не нарушил наказов Джилл, не исчез ни одного человека, а только несколько бездушных предметов… Хотя, если бы не эта прискорбная слабость брата по воде, Землю можно было бы сделать значительно более чистым и удобным для жизни местом. Джубал вспомнил о своем довольно длинном «маленьком листке» — и не стал спорить.

Ну что ж, взрослеет мальчонка, перебеситься ему надо, а что делается это не совсем обычным образом, так ведь и сам он — мягко скажем — не совсем обычен. Но последняя шуточка — это уж ни в какие ворота не лезет. «Преподобный доктор Валентайн М. Смит, бакалавр искусств, доктор богословия, доктор философии, Основатель и Пастырь Церкви Всех Миров инкорпорейтед» — так прямо на визитке и написано. Тьфу! Уже и то плохо, что парень пошел в священники — забыв, что настоящий джентльмен не должен залезать своему ближнему ни в карман, ни в душу, — так тут еще эти липовые, поточного производства дипломы. Стошнить может.

А для полной радости этот красавец заявляет, что дошел до своей могучей идеи, основываясь на каких-то там его, Джубала, словах насчет того, что такое церковь и чем она должна заниматься. Ну, может, и сказал когда-нибудь что-нибудь, так если всех слушать, кто что говорит, это ж такого натворить можно…

Майкл провернул операцию быстро и чисто, любому тертому пройдохе на зависть: несколько месяцев жизни в крошечном, очень бедном сектантском колледже, степень бакалавра, присвоенная без дипломной работы по результатам экзаменов, затем принятие сана в этой вполне признанной — хотя и абсолютно идиотской — секте, докторская диссертация по сравнительному богословию (чудеса эрудиции и — полное отсутствие каких бы то ни было выводов); незадолго до защиты диссертации это нищее учебное заведение получило от некоего анонимного благотворителя весьма щедрое пожертвование. Вскоре последовала и вторая докторская степень, на этот раз — honoris causa,[15] за «выдающийся вклад в межпланетные познания», от университета серьезного, знающего себе цену; Майкл поставил попечительный совет в известность, что за такую плату он готов появиться на конференции, посвященной исследованиям Солнечной системы. Человек с Марса успел уже отклонить предложения Калтеха и Института Кайзера Вильгельма, так что Гарвард просто не смог устоять перед искушением.

Ну что ж, ехидно подумал Джубал, теперь этим ребятам впору покраснеть ярче их знамени. Майкл прослужил несколько недель в скромной должности помощника капеллана своей alma mater, затем разошелся со странноватой сектой во взглядах и образовал новую церковь. Обычный церковный раскол, все чисто и законно, не менее законно, чем прецедент, установленный Мартином Лютером. Одним словом — история тошнотворная, как две недели не чищенная помойка.

— Начальник! — Голос Мириам вырвал Джубала из пучины тоскливых размышлений. — К нам гости!

Он поднял голову и увидел машину, заходящую на посадку.

— Ларри, бегом, тащи ружье — я же совсем не шутил, что следующий раздолбай, который плюхнется на розы, схлопочет из обоих стволов картечью.

— Да они вроде на траву.

— Скажи им, чтобы зашли еще раз, — вот тут-то я и вмажу.

— Так это же Бен Какстон.

— А и правда. Привет, Бен. Что будешь пить?

— Совращаешь малолетних? Вот возьму и ничего пить не буду. Джубал, мне нужно с тобой поговорить.

— Что ты и делаешь. Доркас, стакан теплого молока нашему гостю, он нездоров.

— Только поменьше соды, — вмешался Бен. — И надои его из бутылки с тремя звездочками. Джубал, у меня сугубо личное дело.

— Ладно, пошли в кабинет, хотя от этих девулечек вряд ли что утаишь. Если ты умеешь — поделись своим методом со мной.

После того как Бен тепло (и — в трех случаях — антисанитарно) поздоровался со всеми членами семьи, они с Джубалом удалились наверх.

— Кой черт? — удивленно остановился героический борец за свободу слова. — Никак я заблудился?

— А, ты же не видел еще новый флигель. Внизу — две спальни и еще одна ванная, а наверху — моя галерея.

— Да, статуев у тебя, как на хорошем кладбище.