Чужаки

Он думал, что совершил сейчас ужасную подлость, обидел людей, которые в общем-то хорошо к нему относились. Получилось, как будто ему протягивали руку для дружеского рукопожатия, а он оттолкнул ее, как какой-нибудь дикарь.

"Как исправить свой промах? Как сказать этим людям, что он никого не хотел обижать? Как объяснить им, что он не скупердяй какой-нибудь и не чистоплюй, а такой же простой трудяга, как они?" - эти вопросы не давали покоя Сереге, так как из-за разлада с артелью жизнь его в Дерюгино стала невыносимой.

После злополучного ночного столкновения Соус вообще перестал с ним разговаривать. Работал он, как говорится, на подхвате: подтаскивал, поддерживал, подлаживал, то есть фактически обслуживал Серегу, который собирал узлы. И если прежде он делал это довольно сносно и со всякими шуточками-прибауточками, то теперь, потеряв всякую сноровку, то и дело норовил уронить Сереге на ноги трубу или защемить ему руку каким-нибудь кожухом.

Ерофеич избегал обращаться к Сереге прямо, но общался с ним с помощью отвлеченных, казалось бы, фраз: "Нет ли там отвертки?", "Интересно, сколько уже натикало?" или "Молоточком бы здесь вдарить". Серега подавал ему отвертку, протягивал болт, ударял молотком по тому гвоздю, на который Ерофеич показывал, и все это делал молча, потому что слов от него не требовалось.

И только Гуляй относился к Сереге почти как раньше, то есть советовался с ним во время работы, угощал папиросами и при этом, как обычно, называл по имени. Лишь иногда, когда он в сторонке беседовал с Соусом или Ерофеичем, Серега ловил его взгляд и кривую усмешку, но ни ненависти, ни даже осуждения в том взгляде не было, не было в нем и презрения, а только жалость. И этот взгляд мучил Серегу более, нежели открытая вражда Соуса или показная надменность Ерофеича. Потому что для гордого человека нет ничего унизительнее жалости. А Серега, несмотря на свою покладистость, был человеком гордым. И именно гордость, а не ее отсутствие, вывела Серегу из глупого, положения, в котором он оказался.

А случилось это так. Накануне сдачи объекта Гуляй опять куда-то исчез. Вернулся он только утром, приехал на чьем-то самосвале трезвый, или почти трезвый, вынул из кармана деньги и протянул их Сереге.

- Считай. Здесь сто. Это должок. С процентами, как положено. А по наряду само собой...

- Сто? - не понял Серега.

- С процентами,- пояснил Гуляй с ухмылкой.- Бери, бери, жена спасибо скажет.

- Сто? - переспросил Серега.

- Пересчитай,- сказал Гуляй.

Аккуратно загибая углы пятерок и червонцев, Серега пересчитал деньги, достал из пачки десятку, проверил ее на свет, вложил обратно. Потом вдруг разорвал всю пачку пополам, бросил обрывки к ногам Гуляя и пошел работать.

- Дурак,- сказал Соус, который при всем при этом присутствовал, и стал собирать обрывки.- Подделка и порча государственных казначейских билетов карается законом...

- Заткнись,- оборвал его Гуляй.- Я бы то же самое сделал.

Теперь уже выяснять отношения пришел черед Гуляя. Однако для него это, как оказалось, не составляло труда. Не долго думая, он послал Соуса в Синюхино, чтобы на склеенные деньги купить всего, для того чтобы закатить пир, если не на весь мир, то такой, какой бы запомнился дерюгинцам на долгие годы: И Соус выполнил его поручение, хотя и на свой лад.

Он привез три ящика портвейна, пакет мятных пряников, торт "Сюрприз" и банок десять скумбрии в масле. Все остальное, а именно: соленые огурцы и грибы, квашеную капусту, вареную картошку в мундирах - принесли с собой местные жители.

Все они были в возрасте Ерофеича, а кое-кто и постарше. Дерюгино считалось деревней неперспективной, и потому молодежь отсюда давно перебралась на центральную усадьбу, в район, а то и в столицу. А может, потому она и считалась неперспективной.

Так или иначе было непонятно, зачем директору совхоза понадобилось возводить кормоцех в деревушке, где жили одни старики и старухи, которых еле-еле хватало на то, чтобы обслуживать ферму на двадцать коров и следить за своими огородами.

Тем не менее цех был построен, и дерюгинцы были рады обмыть это дело, благо Гуляй угощал. Впрочем, он себе этой чести не присваивал и сразу заявил всей компании, что не он, а его лучший друг Серега настоящий виновник торжества. Старики по очереди желали ему хорошей жены и здоровых деток, и Серега пил с ними напропалую, не пускаясь в долгие объяснения относительно своего семейного положения. Ему было просто с ними, с Гуляем, Соусом, Ерофеичем, и чем больше он пил, тем яснее казалась ему его дальнейшая жизнь; от каждой выпитой рюмки сомнения разбегались по углам, словно тени от зажженной лампы. Скажи ему кто-нибудь сейчас, что завтра его ждут испытания, каких он в жизни своей, может, и не встречал еще, он не поверил бы и отмахнулся.

А испытания и в самом деле не заставили себя долго ждать. Стоило только взглянуть на Антонину, чтобы сразу понять, что она знает о пропавших деньгах и на сей раз не намерена прощать.