Чужаки

Часто я возвращал бродяг домой, откуда они бежали тоже из-за побоев.

Однажды рано утром мы с подростком приехали к нему домой. Он открыл дверь, и мы нашли его мать под пьяным мужиком. Как страшно, когда приедешь с малышом домой, а его мать лежит пьяная на диване, а на столе пустые, опрокинутые бутылки, окурки, сморщенные соленые огурцы, — словом, то, что осталось от вчерашней попойки. Кругом грязь, вонь и убогость. Несчастные дети с обворованным детством! Невыносимо было слышать от матери, которой я привез дочь:

— Я ее не возьму, она мне не нужна! Вы — государство, вы и воспитывайте!

Меня поразило ее заявление, но от того, что случилось после, я буквально онемел. Девочка, которую я привез, выкрикнула с обидой и отчаянием в голосе:

— Зачем ты, сука, меня рожала?

Затем начался диалог, не передаваемый нормальными словами. Вдруг девочка схватила стул и замахнулась на мать. Кое-как мне удалось разнять их.

По милицейскому приказу я должен был уговорить эту мамашу взять ребенка, для чего она должна была подписать акт о приеме несовершеннолетней дочери. Когда все же она поставила свою подпись и я вышел из квартиры, следом за мной выбежала девочка, которая стала уговаривать меня забрать ее обратно в приемник. Эта дикость не укладывалась в моей голове: ребенок просится назад в спецдом с решетками, лишь бы подальше от ненавистного родного дома и от матери-лампии.

Несколько лет я ездил по командировкам, перевозя детей. Они порой убегали от меня. Я находил их в «теплушках», подвалах, где они жили, и все же сдавал в спецучреждения. Для них не было места в родном доме. Однажды девочки попытались отбить у меня своего красавца, которого я перевозил в спецучилище. Не знаю, что бы я делал, если бы мне не помогли солдаты.

Разъезжая по стране, я всюду встречал добрых и отзывчивых людей, которые помогали нам: водители автобусов сходили с маршрутов, чтобы довезти сирот до детдома; диспетчеры даже останавливали на две минуты скорые поезда на той станции, где находилось спецучилище. Днем и ночью, в дождь и снег всегда находились люди, готовые прийти нам на помощь. Они делились с нами едой, совали сиротам сладости. Спасибо всем вам, кого я встретил на своем пути, за милосердие и добродетель. И по доброму отношению к нам, к милиционеру с подростком-сиротой, я понял слова старика, которого мы встретили как-то в поезде: «У всей России было трудное детство!».

Много лет я мотался по командировкам. Мама мне порой говорила:

— Я уже лицо твое стала забывать, сынок.

Но что я мог ей сказать? Служба у меня такая... Как только прилетал из Прибалтики, меня сразу же отправляли в Сибирь. За то, что я слетал за шесть часов в Омск, доставив подростка в спецшколу, меня прозвали «супердежурным». Эти командировки в конце концов сказались на моем здоровье. Поначалу пустячные простуды переросли в бронхит, неожиданные боли в желудке обернулись язвой. Да и потом я такого насмотрелся... тут и здоровое сердце не выдержит.

В командировку мы всегда выезжали с целой папкой документов, подтверждающих, что тот или иной подросток, которого я привозил, действительно отпетый вор и хулиган и что он здоров. И мне надоело обманывать сотрудников спецучреждений, куда мы доставляли подростков, подсовывая им фиктивные документы. Что значит фиктивные? Это значит, что нередко медкомиссию проходил один подросток, а фамилию писали другую, под результатами анализов одного подростка ставилась фамилия другого. Если недоставало оценок в ведомости, тут же инспектор профилактики своей рукой проставляла эти отметки; не хватало в справке печати, ставилась размазанная печать приемника. Если на документе не было подписи, просили подписаться любого сотрудника. Вот так, с необыкновенной легкостью подделывали документы инспектора и медработники. Им нужно было спихнуть дежурного в командировку — и вся недолга, пусть, мол, он потом отдувается. И мы часто чуть ли не на коленях просили принять ребенка. А когда возникали недоразумения, я созванивался с инспектором в приемнике, объясняя ситуацию, но в ответ слышал равнодушное:

— Делай, что хочешь, но не смей его привозить обратно.

Однажды я умудрился сдать подростка в психоневрологический интернат, хотя он там уже не числился. И когда я отказался ездить с неподготовленными документами и фиктивными справками, то для инспекторов профилактики и медработников стал врагом. И, конечно же, на меня посыпались наказания. Когда же я доказал свою правоту, то облоно вместе с УВД провело совещание о недопустимости нарушений. Но и после них мы продолжали ездить по фиктивным документам.

В приемнике меня прозвали «бродягой», но когда устал от дорог, от всех этих «спецух», нервных потрясений, бюрократических неурядиц, я решил «приземлиться» на грешную землю и уже редко ездил.