Чужаки

Эдик хотел уже было закрыть входную дверь, но в коридор вошли Чириков с Маратом, держа в руках теннисные ракетки.

— Олег, следующая партия моя, — заметил он.

Приведя Дениса в группу, Эдик сел за стол и начал листать порнографический журнал. Затем, оторвавшись от него, скомандовал:

— Строиться! Всем, кроме девочек!

Восемнадцать подростков построились и вытянулись по стойке «смирно».

Эдик медленно пошел мимо строя, внимательно вглядываясь в их фигуры.

— Ну, у кого хороший пресс? — спросил он, ударяя по ходу то одного, то другого подростка в живот, наслаждаясь от чужой боли.

Один из них согнулся от боли и упал на пол, задыхаясь.

— Слабак! — засмеялся сержант. — Попрыгай, пройдет.

В игровую вошел воспитатель первой группы Андрей Максимович, на ходу застегивая рубашку. В это время раздался звонок в дверь, и Эдик пошел открывать. Дежурный из столовой позвал группу на обед. В одном из пацанов, спускавшихся в столовую, Денис узнал Акулу. «Ну, ешкин кот, опять Акула здесь, теперь жди от него подлянки», — подумал он.

В это время Егор сидел в изоляторе и скучал. Сначала ему было просто грустно, потом он посмотрел на дверь и, усмехнувшись, подумал про себя: «У, менты вонючие, ну, я вам щас устрою, я вам щас спою!» Глубоко вздохнув, он заорал что было мочи:

Третий день меня мучает понос.

Я ракетой во двор вылетаю!

Посижу, подрищу, на собак посвищу,

И по новой дристать начинаю!

А менты, дураки, все таблетки суют,

Я их ведрами выпиваю!

И на зло всем врачам буду какать по ночам!

Все равно один черт, помираю!

— Кто там еще орет? — бросив взгляд на изолятор, гаркнул Андрей Максимович.

— Да это Ливнев из медизолятора. Голос, видать, прорезался, — усмехнулся Чириков, — тоже мне солист выискался!

— Ну так иди и успокой его! — приказал воспитатель.

— Ага, щас, разбежался, — огрызнулся сержант, — с чесоточным я еще не возился. Эй, ну-ка, иди сюда, — позвал он пацана, проходившего мимо них с разносом, — скажи этому певцу, пусть приткнется.

Мальчишка кивнул головой и направился с обедом в изолятор.

Егор, как нарочно, заголосил еще громче.

— Ну, бля, — Олег резко поднялся, — я ему сейчас устрою сольную партию с выходом!

Заметив, как из окна раздачи пищи дежурные передавали хлеб пацанам за столом, повар Валентина Филипповна заорала:

— Эй, кобели, вы что там делаете?! Вы на хрена хлеб раздаете?! Долбать вас надо каждый день, ворюги!

Дениска несколько раз бросил взгляд на Акулу, который что-то шептал сидевшему напротив него парню, показывая на него пальцем.

— Бесков, встань! — скомандовал обедавший за отдельным столом Андрей Максимыч.

— А что я? Я молчал.

— Рот закрой и постой пять минут.

— Ах ты, пентюх... — грубо матерясь, повар подошла к Бесу и щелкнула его ложкой по лбу.

После обеда воспитанники вошли в игровую и расселись на лавках, прибитых к полу. Андрей Максимович подозвал к себе Дениса и протянул ему правила, вправленные в оргстекло.

— А я их знаю, — сказал Денис. — Учил на второй группе.

— Еще учи, умник, — оборвал его воспитатель.

— Андрюха, выйди на минутку, — позвал Андрея Максимовича его приятель, заглянув в игровую.

Воспитатель вышел в коридор, оставив дверь открытой. Поговорив о своих делах, приятель поинтересовался:

— А за что они сидят?

— Да кто за что, — сказал Андрей Максимович. — Каждый за свое. Вон тот обожженный, Рубанов, за кражи.

— А почему обожженный?

— Кислота на него попала. Воронкова, — он указал пальцем на голубоглазую рослую девчушку лет шестнадцати — это «звезда вокзала». А та, маленькая и вертлявая, — специалистка по карманам. Парень, что стоит у окна — колпачник. Тасич, — обратился он к подростку, — ты сколько за день имел?

— Пятьсот рублей, — бросил тот небрежно через плечо.

— А куда деньги девал?

— В ресторанах спускал, для сестренки игрушки покупал.

— Ну ты, бзди больше, для сестренки!

— Дубков, — продолжал Андрей Максимович, — это местный Тарзан. Жил в лесу, охотился на колхозных баранов. А вот тот, Гатин, — уже убийца, хотя ему всего 12 лет. Он своему соседу топориком голову оттяпал. Муравьев — это псих, его лучше не трогать, а то затянет свою арию. Минут пятнадцать будет сидеть в углу и кричать, он у нас этот, — и воспитатель постучал по виску указательным пальцем, — Метхат Гиреев — угонщик. Вон там в углу сидит Бесков — насильник малышек, но а остальные просто мелкие воришки... Короче говоря, придурки! А этот, — он взял Дениску, подошедшего с правилами к воспитателю, за шею и немного сдавил ее, — этот активиста чуть не грохнул в интернате.

В дверях появился старший, дежурный Крутчин.

— Мы там шмон навели, — сказал он, устало опускаясь на стул. — Пусть идут заправляют постели.

Андрей Максимович приказал заправлять постели и направился в спальню.

— Я сам посмотрю, как вы заправите, — добавил он на ходу.