Чужаки

Он взял отцовский меч и, разрубив замки,

Сбежал сегодня в ночь и вырвался из плена.

По миру без друзей, сквозь низость и порок...

Что может сделать он — отвергнутый наследник?

Нет больше короля и отвернулся Бог.

Пропащая земля, где царствует изменник.

Он видит в нищете родные города.

В стране нет больше мест, где б не ступал Иуда.

Его не признают... Он видит корень зла.

И просит одного: «Господь, пошли мне друга!»

И дал тогда Господь ему друзей — бродяг.

Их спрятал темный лес, огородив оврагом.

И здесь стал королем мальчишка, как отец,

И армию создал пропавший принц-бродяга.

Проходит десять лет... Пацан набрался сил,

На белом скакуне въезжает в старый замок,

Где жил его отец... Он едет вдоль могил

И видит нищету, убогих и подранок.

На вороном коне, закованный в броню,

С забралом на лице смеется старый канцлер:

— Вернулся юный принц! И армию свою

Набрал из пацанов и нищих оборванцев!

Взмахнув мечом отца, принц поднял на дыбы

Лихого скакуна и закружился в танце.

Две армии сошлись, столкнулись две судьбы,

И с черного коня свалился старый канцлер.

Бой был недолгим, нет. Принц опускает меч.

Изменник на земле, его войска разбиты.

— Король! — кричит толпа. — Он вылитый отец!

И с сотен уст толпы летят слова молитвы.

Он видит пацанов, убогих и калек,

Склонившихся пред ним с надеждою и страхом.

Он вспоминает дни и десять страшных лет

Позорной нищеты с концом единым — плаха!

— Здесь будет новый мир, меня благословят!

Я многое познал, я многое изведал.

И создал город он для нищих и бродяг

На солнечной земле под изумрудным небом!

Слушая песню, зал словно замер. Все взгляды были устремлены на стоявшего на сцене Дениса. Вдруг из дальнего ряда кто-то крикнул:

— Классно, Принц!

Подростки подхватили этот крик, аплодисменты не смолкали с минуту. Под рукоплескания зрителей Денис спустился со сцены и подал гитару Мишке, которого он начал обучать игре.

— Держи! Мне, скоро выходить, а она тебе пригодится.

Смущенный Мишка с благодарностью посмотрел на него.

Последние дни Денис не находил себе места. Он ходил удрученный и подавленный, глядя, как родители забирают других подростков. Со щемящей болью он расставался с пацанами, с которыми сдружился.

Иногда наступали такие моменты, когда он начинал чувствовать беспомощность своего положения, и тогда он страдал от приступов одиночества.

Однажды Дениса вызвали в кабинет директора.

— Можно, Андрей Васильевич? — спросил он, просунув голову в дверь.

— А, Росин, входи, — махнул рукой директор. Денис вошел и поздоровался с сидевшим за столом пожилым лысоватым мужчиной в очках.

— Вот что, Денис, — обратился к нему Андрей Васильевич, — мы решили на педсовете выпустить тебя, но куда ты пойдешь? У тебя же никого нет! Вот мы и решили тебя пока отправить в интернат. Побудешь там с годик, может быть, а потом поступишь учиться, куда захочешь! Учись, не воруй, — назидательным тоном сказал директор. — Я уверен, что два года, проведенные в нашей школе, пошли тебе на пользу. Поедешь в интернат с воспитателем Владимиром Николаевичем.

— Все уже за меня решили? — взволнованно спросил Денис. — А может, я в Суворовское училище хочу или к брату на Кубань — в голосе появился слезный надрыв.

— Ну ладно, хватит, — и директор выставил руку ладонью вперед, — мы — государство, мы за тебя в ответе.

У Дениса ходуном заходили желваки. Он злобно посмотрел на незнакомого мужчину и, усмехнувшись, произнес:

— Ясно, я сам за себя не отвечаю. Я, Денис Росин — государственный человек.

— Росин, ты ведешь себя черт знает как! — разозлился директор.

— Уж каким воспитали, — съязвил, прищурив глаза, Денис.