Чужестранка. Книга 1. Восхождение к любви

«Что стоит между им и мной». Жизнь хорошего человека, честь девушки, грязное вожделение, нашедшее выход в крови и страхе. А теперь, подумала я, ощущая спазм в желудке, к перечню надо добавить еще кое-что. Меня. Я впервые осознала со всей отчетливостью, что пережил он там, на окне комнаты Рэндолла, стоя с незаряженным пистолетом в руке. И я начала прощать ему то, что он сделал со мной.

Словно прочитав мои мысли, он сказал, не глядя на меня:

– Понимаешь ли ты… то есть можешь ли ты понять, почему я должен был побить тебя?

Я ответила не сразу. Понять-то я поняла, но оставалась все же одна загвоздка.

– Я понимаю, – ответила я. – И насколько возможно, прощаю тебя. Одного я простить не могу, – произнесла я громче, чем собиралась, – я не могу простить, что ты бил меня с удовольствием.

Он склонился в седле, вцепившись в переднюю луку, и очень долго смеялся. Он упивался освобождением от напряжения, но наконец откинул голову назад и повернулся ко мне. Небо уже сильно посветлело, и мне было видно его лицо, изнеможенное и одновременно веселое. Царапины на щеке казались черными в сумеречном свете.

– С удовольствием! Англичаночка, – задыхаясь, заговорил он, – ты даже не представляешь, с каким удовольствием. Ты была такая… О господи, ты выглядела очень мило. Я был ужасно зол, а ты так бешено колотила меня. Мне было противно причинять тебе боль – и одновременно хотелось этого. Господи Иисусе, – произнес он и замолчал, чтобы вытереть нос. – Да, я это делал с удовольствием. Но по правде говоря, ты могла бы поблагодарить меня за сдержанность.

Я снова начинала злиться. Щеки так и вспыхнули, несмотря на прохладный предрассветный воздух.

– Так это была сдержанность, вот оно что! А у меня сложилось впечатление, что ты упражнял свою и без того сильную левую руку. Ты меня чуть не искалечил, ты, заносчивый шотландский ублюдок!

– Если бы я хотел изувечить тебя, англичаночка, ты бы об этом сразу узнала, – сухо ответил он. – Я имел в виду – после. Я же спал на полу, если ты помнишь.

Сощурив глаза, я в упор смотрела на него, тяжело дыша.

– Так вот что ты называешь сдержанностью!

– Да, я решил, что не стоит наваливаться на тебя, когда ты в таком состоянии, но мне ужасно этого хотелось. – Он опять засмеялся. – Тяжкая нагрузка для моих врожденных инстинктов.

– Навалиться на меня? – повторила я – выражение меня позабавило.

– Ну да, нельзя же было в тех обстоятельствах сказать про это «заниматься любовью», верно?

– Можешь называть это, как тебе угодно, – сказала я. – Хорошо, что ты не делал попыток, иначе пришлось бы тебе утратить весьма ценные части твоего организма.

– Мне это тоже приходило в голову.

– И ты считаешь, что заслужил благодарность? За то, что благородно не прибавил к избиению изнасилование?

Я просто задыхалась от злости.

Примерно полмили мы проехали в молчании. Потом Джейми тяжело вздохнул:

– Зря я затеял этот разговор. Но я всего-то-навсего хотел подготовить тебя к вопросу, разрешишь ли ты снова спать с тобой в одной постели, когда мы приедем в Баргреннан. На полу холодновато.

Минут пять я ему не отвечала. Когда решила, что и как ему скажу, натянула поводья и поставила лошадь поперек дороги, чтобы Джейми вынужден был остановиться тоже. Баргреннан был уже совсем близко – в свете раннего утра виднелись верхушки крыш.

Я повернула лошадь так, чтобы она встала рядом с лошадью Джейми, на расстоянии всего одного фута, не больше. Целую минуту молча смотрела ему прямо в глаза, прежде чем заговорить.

– Сделаете ли вы мне честь разделить со мной ложе, о господин мой и повелитель? – очень вежливо спросила я.

Он смотрел на меня с нескрываемым подозрением. Посмотрел, подумал, потом ответил сдержанно:

– Сделаю. Благодарю вас.

Он хотел было ехать дальше, но я остановила его.

– Есть еще кое-что, повелитель, – сказала я так же вежливо.

– Да?

Я вынула руку из потайного кармана платья, и утренний свет искрами заиграл на лезвии кинжала, который я приставила Джейми к груди.

– Если ты, – процедила я сквозь зубы, – еще когда-нибудь поднимешь на меня руку, Джеймс Фрэзер, я вырежу твое сердце и поджарю его на завтрак!

Наступило долгое молчание, только и было слышно, как переступают с ноги на ногу кони да поскрипывает сбруя. Потом Джейми протянул ко мне руку ладонью вверх.

– Дай мне его.

Я медлила, и он проговорил нетерпеливо:

– Я не собираюсь использовать его против тебя. Дай же!

Он взял кинжал за лезвие и поднял так, что восходящее солнце осветило лунный камень на рукоятке и он засиял. Джейми держал кинжал, словно крест, и что-то говорил речитативом по-гэльски. Я различила некоторые слова, которые звучали в зале замка Леох во время присяги, но Джейми тут же перевел свою речь на английский:

– Я клянусь на кресте Господа моего Иисуса и клянусь священным железом, которое держу в руке, что вручаю тебе свою преданность и обещаю тебе свою верность. Если я когда-либо подниму на тебя руку в гневе или озлоблении, да поразит меня священное железо в самое сердце.

Он поцеловал кинжал в том месте, где лезвие соединялось с рукояткой, и вернул его мне.