Чужестранка. Книга 2. Битва за любовь

Кобыла Лосганн, гордость конюшни Колума, обычно без осложнений жеребившаяся, никак не могла разродиться. Мне и самой это было видно: кобыла лежала на боку, время от времени блестящий от пота живот тяжело раздувался, огромное тело сотрясала дрожь. Стоя на четвереньках возле крупа лошади, я видела края влагалища, слегка расходившиеся при каждом сокращении матки, но ничего более существенного не происходило: не показывалось ни маленькое копытце, ни влажный нос. Поздний жеребенок, видимо, имел боковое или заднее предлежание. Алек считал, что боковое, Джейми – что заднее, и они прервали свой спор лишь тогда, когда я нетерпеливо поинтересовалась, чего они, собственно, ждут от меня.

Джейми посмотрел на меня как на идиотку.

– Конечно, хотим, чтобы ты повернула жеребенка, – терпеливо произнес он. – Поверни передние ножки, и он сможет выйти.

– Всего-то?

Я взглянула на лошадь.

Лосганн (это красивое имя в переводе значило «лягушка») для кобылы была довольно изящная, но, однако, совсем не маленькая.

– То есть мне надо сунуть в нее руку?

Я исподтишка посмотрела на свою руку. Внутрь я ее, конечно, засуну, проход достаточно большой, а дальше что?

Мужские руки, разумеется, были для этого слишком большими. Конюха Родерика, обычно исполнявшего такие трудные операции, в этот раз привлечь было невозможно, поскольку его правая рука, сломанная за два дня до этого, покоилась в лубке на перевязи моего изобретения. Впрочем, за Родериком послали Уилли, второго конюха – для советов и моральной поддержки. В скором времени пришел Родерик, облаченный лишь в рваные штаны; в сумраке конюшни белела его узкая грудь.

– Дело нелегкое, – сказал он сразу и о кобыле, и о том, что мне придется его подменить. – Мудреное, знаете ли. Руку надо набить, да и много сил приложить придется.

– Не тревожься, малыш, – уверенно заявил Джейми. – Клэр куда сильнее тебя. Ты лишь расскажи, что искать и что делать, и она легко справится.

Проявленное доверие меня впечатлило, но сама я не разделяла подобного оптимизма. Повторяя про себя, что это не труднее, чем ассистировать при полостной операции, я зашла в стойло, надела вместо платья штаны и грубую холщовую рубаху и намазала жирным дегтярным мылом правую руку от кисти до плеча.

– Ну что ж, приступим, – пробурчала я себе под нос и сунула руку внутрь лошади.

Места для маневра внутри было недостаточно, и сперва я не понимала, что ощупываю. Для лучшего внимания закрыв глаза, я стала вести поиски тщательнее и осторожнее. Попадались мягкие участки и более твердые выступы. Мягкое – это, должно быть, тельце, а твердое – головка или ножки. Мне требовалось найти ножки, причем именно передние. Постепенно я начала различать, что где, и поняла, что во время очередной схватки не надо двигать даже пальцем: необыкновенно сильные мышцы матки очень больно сжимали всю руку, как тиски, а когда напряжение уходило, я могла продолжать свое дело.

Наконец я нащупала нечто совершенно конкретное.

– У меня под пальцами нос! – радостно закричала я. – Нашла головку.

– Умница, барышня, умница! Не упусти ее! – похвалил меня Алек, который, скрючившись, суетился возле лошади, поглаживая ее при каждой схватке.

Я скрипнула зубами и ткнулась лбом в лошадиный круп – так сильно мне стиснуло запястье. Отпустило, и я продолжила обследование. Осторожно перемещая руку вверх, нащупала глазницу, лоб, крошечное свернутое ухо. Переждав еще одну схватку, продвинулась по изгибу шеи к плечу.

– Головка прижата к плечу, – сказала я. – Положение правильное.

– Отлично, – подбодрил меня Джейми; он сидел у морды лошади и успокаивающе гладил по мокрой от пота шее. – Похоже, ножки подобраны под грудь. Попытайся нащупать колено.

Поиски все длились и длились: я нащупывала что-то в теплой темной глубине лошадиного тела, сунув туда руку по самое плечо; а руку то сжимало сильнейшими родовыми схватками, то милосердно отпускало. Мне казалось, что я сама рожаю, – и это было дьявольски трудно.

В конце концов я нащупала копыто, почувствовала его округлую поверхность и очень острый край, еще не касавшийся земли. Как могла, соблюдая противоречивые нервные инструкции моих наставников, я то тянула, то толкала, помогая повернуть инертное тело жеребенка, двигала одну ножку вперед, другую назад, обливалась потом и стонала хором с кобылой.

А потом все неожиданно получилось. Когда мышцы матки в очередной раз расслабились, жеребенок мягко скользнул в нужное положение. Неподвижно, я ждала следующей схватки. Она наступила – и наружу вылез маленький мокрый носик и вытолкнул мою руку. Крошечные ноздри дернулись, словно от любопытства, и нос пропал.

– В следующий раз выскочит! – Алек чуть экстатически не плясал по сену, его изувеченные ревматизмом ноги выделывали фантастические кренделя. – Давай, Лосганн! Давай, моя милая маленькая лягушечка!

И как бы в ответ на его призыв кобыла судорожно вхрапнула, резко выгнула круп – и на чистую солому мягко выскользнул жеребенок с мокрыми шишковатыми ножками и огромными ушами.