Чужеземные тропы, незнакомые моря

«Я поднимался вверх, пока не дошел до большого ущелья на западной стороне горы. Так как я очень устал, то такое разочаровывающее препятствие едва не обезоружило меня, и потребовалась вся сила воли, чтобы спуститься и вновь подняться на другой стороне пропасти. Было уже около 10 часов, и солнце сияло во всю мощь. Я очень устал, когда, наконец, добрался до тесного гребня, похожего на стену. Ни надписей или скульптур, ни призрачных волшебных пальмовых рощ, возникших в мозгу наших приятелей туарегов, не было видно. Я спустился в голое ущелье, надеясь отыскать колодец. Было очень жарко; и так как мне нестерпимо хотелось пить, то я сразу выпил остававшийся у меня еще небольшой запас воды. Это было примерно в полдень. Наконец я добрался до широкой равнинной подошвы горы, чтобы немного передохнуть. Напрасно осматривался я по сторонам. Подавая сигнал, я выстрелил из пистолета. Но ответа не последовало. Вдруг с невыразимой радостью я увидел в некотором отдалении маленькие круглые хижины. В восторге я бросился к ним, но хижины оказались заброшенными. Ни живого существа, ни капли воды. Теперь силы окончательно оставили меня. На одно мгновение мне почудилось, будто вдали проходит караван верблюдов. Но видение было обманчиво. Ничто так не полно обманчивых видений, как нагретые палящим солнцем равнины и просторы пустыни. Это издавна известно опытным арабам, и выражают они свои чувства тем, что населяют пустыню духами, смущающими одинокого путника и уводящими его в сторону. Я снова поднялся, чтобы осмотреться, но был уже так слаб, что едва держался на ногах. Солнце склонилось к закату, и мне нужно было где-то провести ночь.

После примерно двухчасового отдыха я поднялся и опять осмотрелся вокруг. С величайшей радостью я увидел в юго-западном направлении большое пламя. Это мог быть только сигнал ищущих меня спутников. Приподнявшись, я опять выстрелил из пистолета. Но кругом была мертвая тишина, и только пламя сигнала подымалось к небу, отказывая в помощи. Меня сильно лихорадило; я метался, с тоской и страхом дожидаясь следующего дня.

Но на следующее утро мое состояние стало еще более невыносимым. Я ползал, каждую минуту меняя положение, чтобы использовать слабую тень какого-то оголенного, без листьев, дерева. В полдень исчезла и эта последняя тень. Ее не осталось даже столько, чтобы защитить хотя бы голову. Я страдал от невыразимой жажды и сосал собственную кровь. Наконец я потерял сознание и снова пришел в себя, только когда солнце ушло за горы. Вдруг я услышал крик верблюда, самый приятный звук, какой я когда-либо слышал в своей жизни. С трудом поднявшись, я увидел в некотором отдалении медленно ехавшего верхом, озиравшегося по сторонам тарги (туарега).

Разжав высохшие губы, я слабым голосом произнес: «Аман, аман! — Воды, воды!» Как счастлив я был, услышав в ответ ободряющее «Byа, ивуа!». Через несколько мгновений тарги присел возле меня и обрызгал мою голову водой. Лишь после этого мой спаситель дал мне напиться… Радость свидания после того, как меня не надеялись больше увидеть живым, была велика. Говорить я мог первое время очень мало и невнятно и в течение первых дней, прежде чем восстановил силы, ничего не ел».