Чужие

В лагере неторопливо шевелились силуэты. Часовые? Или там вовсе не спали? Врагин замедлил бег, — стремительное приближение могли счесть за нападение. Но к нашему приходу отнеслись равнодушно.

Врагин порывисто схватил руку ближайшего, потом нагнулся, захватил горсть песку и повторил жест урода, разбудившего меня днём своим пристальным взглядом.

Эффект был поразительный. Нас окружили кольцом, разглядывая так, точно сейчас только увидели. Я придвинулся к Врагину, чтобы вместе встретить нападение. Совсем близко перед нами — страшные головы-глаза. Зрачки, раздвинувшиеся до размера стёкол больших карманных часов, отражали пляшущие искорки.

— Они недоброе задумали. — Мой голос осёкся. — Ведь это в высшей степени неосторожно… — Я не окончил.

Врагин сжал мне плечо и почти закричал от охватившего его возбуждения:

— Вы ошибаетесь. Поймите же, чёрт возьми! Они другого, реального, чужого мира. Они так же естественны и нормальны, как мы.

Непоколебимая уверенность звучала в его голосе.

Тёмное облако проглотило луну. В набежавшей тьме выявилось незаметное при свете луны неравномерно пульсирующее сияние, фиолетовым ореолом стоявшее над ящиком. Оттуда доносились тихий писк и чирикание.

Один подошёл к цилиндру, и вдруг пучок солнечных лучей залил лагерь.

Зрачки окружавших сузились опять в узкие разрезы, но весь облик их уже не казался мне теперь таким ужасным, как днём. Стоявший рядом прикоснулся к полированному ящику — крышка мягко отскочила вверх. Я увидел тщательно уложенные кипы бумаг.

Дрожь овладела мною. Мы стояли на пороге одной из тайн вселенной, приподнималась завеса неведомого мира, затерявшегося в звёздной пыли, в неизмеримой дали бесконечности.

VII

Открывший ящик взял узкий длинный лист и, указав на звёздное небо, передал нам. Я жадно впился глазами. Сверху была изображена спиральная туманность. Ниже второй рисунок показывал её ближе и уже не как туманность, а различимое звёздное скопление с маленьким квадратом, обведённым красной линией. На третьем рисунке — увеличенный красный квадрат с несколькими десятками звёзд, окружавшими небольшой синий треугольник, в котором была заключена одна звезда, ничем, впрочем, не отличавшаяся от других. На следующем — в большом синем треугольнике — горела голубым огнём яркая звезда, а ещё ниже — звезда ясно распадалась на две.

Мы как бы мчались с быстротою мысли, пронизывая бездну вселенной, приближаясь к какой-то определённой точке.

На последнем рисунке оба светила сильно увеличенной двойной звезды были так искусно раскрашены, что я, точно заглянув в трубу сверхтелескопа, увидел два — голубое и оранжевое — солнца.

Под рисунком была схема их солнечной системы — две крошечные точки-песчинки кружились вокруг своих солнц.

Нарисованные сбоку два кружка разного диаметра, соединённые тонкими белыми линиями с точками на схеме, указывали сравнительные размеры планет. Меньшая планета была ближе к своему оранжевому солнцу, чем планета голубого солнца.

Рисунки и чертежи, чрезвычайно понятные, дополняли друг друга.

Вероятно, подобные случаи были предусмотрены, и все эти листы с картами и рисунками были специально изготовлены для снаряжавшейся экспедиции, чтобы облегчить объяснения с обитателями других миров.

Развернули большой широкий лист с восемью плоскошариями. Серебристые области обозначали воду, — мы поняли это по жесту в сторону моря.

Меньшая по размерам планета имела только небольшой клочок суши, — коричневый островок среди сплошного океана планеты. О нём рассказывал дополнительный цветной рисунок. Густые джунгли ярко-зелёных растений странной формы — скорее, трава, чем деревья, — поднимались со дна на огромную высоту над поверхностью вод. Лодка с двумя сидящими большеглазыми существами давала представление, как громадна высота морских джунглей.

Развернувший лист красноречивым жестом обвёл кругом и заострённой металлической спицей нарисовал на таблице рядом с кружком планеты другой, почти равного диаметра, сравнивая величину Земли с размерами этой планеты.

На втором, таком же широком листе восемь плоскошарий показывали карту поверхности планеты голубого солнца, обитателями которой были они. Здесь, кроме суши и воды, имелось множество других обозначений: красные пятна, зелёные поля, жёлтые полосы, чёрточки, точки, квадратики и кружки разной окраски и размера пёстрым узором покрывали сушу и местами море. Прямые тонкие линии разного цвета перерезали воду. Пунктирные — сушу… Глаз открывал всё новые и новые знаки. Всё это ждало пояснений, поняты были только серебристые извивы рек.

Рядом посыпались сухие, щёлкающие удары, словно два больших пустых ореха часто бились один о другой.

Врагин выпрямился, как бы опомнившись.