Чужие

— Я уже сказала: я расслаблялась. Всего лишь расслаблялась. Спала. Прочла пару книг. Смотрела телевизор. Дом стоит в долине, но прием хороший, потому что на крыше есть тарелка. — Ее манера речи совершенно изменилась, она говорила так, будто читала по писаному. — После двух напряженных лет в Стэнфорде мне нужно было провести несколько дней, абсолютно ничего не делая.

— И какие книги вы прочли в мотеле?

— Я… я не помню.

Руки Джинджер по-прежнему были сжаты в кулаки, внутреннее напряжение не спадало. На лбу, чуть ниже линии волос, появились бусинки пота.

— Джинджер, вы сейчас там, в номере мотеля. Читаете. Понимаете? Вы читаете то, что читали тогда. Посмотрите на название книги и скажите мне.

— Я… нет… нет названия.

— У всех книг есть названия.

— Нет названия.

— Потому что на самом деле никакой книги нет, правда? — сказал он.

— Да. Я просто расслаблялась. Спала. Прочла пару книг. Смотрела телевизор, — сказала она тихим мертвым голосом, лишенным всяких эмоций. — Дом стоит в долине, но прием хороший, потому что на крыше есть тарелка.

— И какие телепрограммы вы смотрели? — спросил Пабло.

— Новости. Фильмы.

— Какие фильмы?

Она поморщилась:

— Не помню.

Пабло не сомневался: Джинджер ничего не помнит именно потому, что ничего такого не делала. Да, она останавливалась в этом мотеле — потому что смогла подробно описать его, — но не вспомнила книг и телепрограмм, потому что ни минуты не провела за чтением или перед телевизором. После продуманного гипнотического внушения она стала утверждать, будто делала то, чего не делала, и, более того, смутно «помнила», что занималась этим. Но ее воспоминания были искусственными, призванными скрыть то, что на самом деле происходило в мотеле. Специалист по промывке мозгов мог внедрить в человека ложные воспоминания, но даже при величайшем тщании не мог сделать их такими же убедительными, как настоящие.

— И где вы обедали каждый день? — спросил Пабло.

— В гриль-кафе «Транквилити». Заведение маленькое, выбор не ахти какой, но еда вполне приемлемая. — Эти слова Джинджер тоже произнесла пустым, никаким голосом.

— И что вы там ели?

Она помедлила.

— Я… я не помню.

— Но вы мне сказали, что еда была неплохая. Как вы можете судить о еде, если не помните, что ели?

— Мм… заведение маленькое, выбор не ахти какой.

Чем настойчивее пытался Пабло добиться от Джинджер подробностей, тем больше она напрягалась. Ее голос, выдававший запрограммированные ответы, оставался лишенным эмоций, но на лице появилось выражение тревоги.

Пабло мог бы сказать Джинджер, что ее воспоминания о тех четырех днях в мотеле «Транквилити», лежащие на поверхности, — ненастоящие. Он мог бы приказать ей выкинуть их из головы, как сдувают пыль со старой книги, и она бы сделала это. Потом он мог бы сказать, что ее истинные воспоминания спрятаны за блоком Азраила и надо стереть его в порошок. Но тогда с ней случилась бы кома или что похуже. Нет, ему придется провести много дней или даже недель, ища крошечные трещины в ее блоке, осторожно исследуя ее память.

Пока он удовлетворился тем, что точно определил украденные из ее жизни часы. Он вернул ее в пятницу, 6 июля позапрошлого года, и спросил, в котором часу она зарегистрировалась в мотеле «Транквилити».

— В самом начале девятого. — Джинджер перестала говорить деревянным голосом: эти воспоминания были реальными. — До захода солнца оставался еще час, но я была без сил. Мне хотелось только поесть, принять душ и лечь в кровать.

Она подробно описала мужчину и женщину за стойкой регистрации, даже назвала имена: Фей и Эрни.

— Итак, вы зарегистрировались, — сказал Пабло, — и поели в гриль-кафе «Транквилити» рядом с мотелем. Опишите его.

Джинджер стала в мельчайших подробностях описывать гриль-кафе. Но когда он перенес ее вперед, к тому времени, когда она покинула заведение, воспоминания опять оказались ложными, поверхностными и бесцветными. Несомненно, их изменили. Речь шла об отрезке времени от выхода Джинджер из гриль-кафе вечером в пятницу и до ее выезда из мотеля во вторник утром, когда она направилась в Юту.

Пабло вернул Джинджер в маленькое кафе, желая обнаружить то мгновение, когда подлинные воспоминания заканчивались и начинались фальшивые.

— Расскажите мне о вашем обеде с того момента, когда вы вошли в «Транквилити», вечером в пятницу. Минута за минутой.

Джинджер выпрямилась в кресле. Было видно, как за опущенными веками двигаются глазные яблоки, словно она посмотрела налево, потом направо, входя в дверь. Она разжала кулаки и, к немалому удивлению Пабло, встала, пошла к центру комнаты. Он встал рядом с ней, чтобы она не наткнулась на мебель. Джинджер не знала, что находится в его квартире, воображая, будто идет между столиками кафе. Когда она начала двигаться, напряжение и страх оставили ее: она полностью переместилась в то время, когда неприятности еще не начинались, когда у нее не было повода напрягаться или бояться.

Спокойным голосом, свободным от всякой тревоги, она начала говорить: