Чужие

Он не понимал, почему страх одолевает его. Может быть, что-то подсказывал инстинкт. Наверное, было бы благоразумно прислушаться к более примитивным чувствам. Но если бы ему хотели устроить засаду, на первом этаже хватало отличных мест. Однако все комнаты были пусты.

Он продолжил идти дальше и, когда добрался до коридора второго этажа, наконец услышал кое-что. Смесь электронных звуков, доносившихся из обоих концов коридора. На мгновение он подумал, что сработала охранная сигнализации, но та звучала бы в тысячу раз громче этих бипов — полифонических, ритмичных серий звуков.

Он нашел выключатель в конце лестницы, щелкнул им, наверху загорелся свет. Он снова замер и прислушался — нет ли других звуков, кроме электронных. Ничего. В электронных бипах слышалось что-то знакомое, но он не мог понять, что именно.

Любопытство оказалось сильнее страха. Паркера всегда вело по жизни хроническое любопытство, иногда переходившее в острое, и если бы он не позволял этому чувству увлекать себя, то никогда бы не стал успешным художником. Любопытство было основой творчества. Поэтому он посмотрел в один конец коридора, потом в другой, повернул направо и осторожно пошел на звуки.

В конце коридора отчетливо различались два набора электронных шумов, чуть отличавшихся по ритму; оба доносились из темной комнаты, дверь которой на четверть была приоткрыта. Готовый броситься наутек, Паркер распахнул дверь. Ничто не прыгнуло на него из темноты. Звук стал громче, но только потому, что больше не шел через дверь. В комнате стояла полная темнота. Бледно-серый свет на дальней стене говорил о том, что это не стена, а шторы на очень большом окне или на двух балконных дверях. В колониальном особняке было много балконов. Кроме того, за углом от двери находились два невидимых Паркеру источника призрачного мягкого зеленого света, который почти не рассеивал мрак.

Паркер вошел в комнату, щелкнул выключателем и увидел близняшек Салко. На мгновение ему показалось, что девочки мертвы. Они лежали лицом вверх на огромной кровати, укрытые до плеч, неподвижные, с открытыми глазами. Но тут Паркер понял, что электронные звуки и зеленый свет исходят от мониторов аппаратов ЭЭГ и ЭКГ, к которым были подключены обе девочки. Еще он увидел трубки капельниц с иглами, вставленными в вены, и тогда ему стало ясно, что близняшки не мертвы, а всего лишь проходят процесс промывки мозгов. Комната совсем не напоминала спальню девочек-подростков — ничего личного, ни намека на индивидуальность. Паркер предположил, что это гостевая комната, обеих перенесли сюда и положили рядом, чтобы за ними было проще наблюдать.

Но где их тюремщики и мучители? Неужели специалисты по промывке мозгов были настолько уверены в эффективности медикаментов и приборов, что позволили себе оставить семью в одиночестве и сбегать в «Макдоналдс»? Неужели не было риска, что кто-то из них в момент просветления может вырвать иглу из вены, встать и убежать?

Паркер подошел к той девочке, что лежала ближе к нему, заглянул в ее пустые глаза. Несколько секунд она смотрела, не шевеля ресницами, и вдруг неистово заморгала — десять, двадцать, тридцать раз, потом снова уставилась перед собой немигающим взглядом. Она не видела Паркера. Тот помахал рукой перед ее глазами — никакой реакции.

Паркер заметил у нее в ушах наушники, подсоединенные к магнитофону, который лежал на подушке рядом с ее головой. Он наклонился над ней, приподнял на дюйм один из наушников и услышал мягкий, мелодичный и очень успокаивающий женский голос: «Утром в понедельник я заспалась. Отель замечательный, так и хочется спать допоздна, потому что персонал ведет себя тихо, уважительно. Вообще-то, это еще и загородный клуб, поэтому он не похож на другие отели, где горничные сразу после восхода поднимают шум и гвалт. Нет, винодельческую страну мало только любить! Тут хочется когда-нибудь поселиться. В общем, когда мы с Крисси наконец встали, то отправились на долгую прогулку, вроде как собирались встретить хороших мальчиков. Но так никого и не встретили». Гипнотический ритм женского голоса испугал Паркера. Он вставил наушники обратно.

Ему стало ясно, что Салко — один человек или сразу несколько — вспомнили что-то из пережитого в мотеле «Транквилити» позапрошлым летом. И теперь эти воспоминания снова подавлялись. На нынешнем сеансе промывки мозгов им насаждались новые фальшивые воспоминания — с помощью многократного проигрывания записи, которая, видимо, не только содержала звуковое послание, но и оказывала подсознательное воздействие.

Доминик в нескольких словах объяснил это Паркеру, когда звонил ему вечером в субботу и воскресенье. Но Паркер в полной мере оценил всю чудовищность заговора, лишь когда услышал коварный шепот, лившийся в ухо одной из сестер Салко.