Так как керосина было мало, а японцы тут же бросились тушить, серьезного пожара не возникло. Тогда Йессен обстрелял верфь главным калибром, перейдя затем на беспокоящий огонь шрапнелью. Только после этого наконец-то образовалось несколько быстро разраставшихся очагов горения. А уже «под занавес» «Сенявин» и «Апраксин» вытянули два плавучих дока к входу в бухту и затопили их на фарватере в самом узком месте под горой Томати. Значительная глубина, превышавшая двадцать метров, с лихвой компенсировалась громоздкостью затопленных сооружений, многократно простреленных насквозь бронебоями из стодвадцаток и трехдюймовок в упор.
Портовые строения, железнодорожную станцию и мастерские даже обстреливать не стали, из-за недостатка снарядов в погребах, поэтому разрушений там не было. Многочисленные небольшие вспомогательные портовые суда, деревянную парусную мелочь, скопившуюся в мелководной восточной части бухты, достать уже не смогли, да, в общем, и не пытались. В самом порту десант не высаживали. Не хватало людей, а противодействие со стороны гарнизона уже было серьезное.
Ярким доказательством этого был постоянный обстрел с недоступных для морских пушек полевых батарей и атаки на верфи. От него уклонялись маневром, насколько это было возможно в тесной бухте, но от летевших со всех сторон винтовочных пуль укрыться в узкой гавани было невозможно. В таких условиях в успех повторной высадки уже никто не верил.
В качестве положительной тенденции, являвшейся, безусловно, результатом деятельности русского флота, бросалось в глаза резкое сокращение числа иностранных судов. После визита Рожественского в Кобе, Осаку и демонстрации Небогатова у Токийского залива Нагасаки был одним из немногих оставшихся японских крупных портов, активно посещаемых иностранцами, и при этом там было только два неяпонских судна.
Штаб, закончив предварительный опрос пленных, подводил первые итоги. Рапорты групп зачистки об осмотре подавленных укреплений подтвердили их показания о недостаточной эффективности сегментных боеприпасов. По словам японцев, обстреливаемые таким способом позиции не закрывало дымом от разрывавшихся вблизи орудийных двориков снарядов и поднимаемой ими пылью (как это наблюдалось в редких у Нагасаки случаях применения фугасов). Число поражающих элементов было гораздо меньше, чем в шрапнели, а их солидный размер и вес не имели большого значения. Так что плотность накрытия была несопоставима.
Большей частью трубки, доработанные буквально на коленке уже на Цусиме, срабатывали на недолетах или перелетах, из-за чего рассеивание еще более снижало эффект, или детонация на грунте сводила его на нет. По этой причине огонь с берега до самого конца велся прицельно и прекращался только после выхода из строя орудий или расчетов. Привести японские пушки к молчанию снова помогла шрапнель.
Очень удивили пленные матросы и шкиперы с потопленных «Кореей» шхун. От них узнали, что на Хошиме идут крупномасштабные работы по разработке угольного месторождения в обширных подводных шахтах, выходящих на поверхность среди скал этого рифа. Количеством добываемого угля и объясняется наличие капитальной пристани и такого числа судов. О том, что уголь там добывают, было известно, но что в таких больших объемах, никто не ожидал. Японцы утверждали, что оттуда планируется освоить даже океанский шельф[17].
На отходе к точке рандеву с крейсерами минерам «Орла» вновь удалось установить устойчивую связь с «Олегом». Обменявшись депешами, узнали, что японцы резко активизировали ночные минирования южных подходов к Цусима-зунду. Рожественский передал приказ тральному каравану быть готовым встретить флот утром 19 июля и обеспечить безопасную проводку в базу. Тральные работы и прочие приготовления предполагалось использовать для отвлечения внимания противника.