Стелла сидела на краю кровати, чувствуя себя неожиданно растерянной и неуверенной в чужой незнакомой комнате. Нина вспомнила вдруг, что Гордон тоже любил, когда она оставляла ставни открытыми. Сравнение показалось ей странным. Она присела рядом со Стеллой и взяла ее за руку.
— Тебе будет удобно? — спросила Нина.
Комната освещалась только небольшим ночником, стоявшим на тумбочке. На лицах Нины и Стеллы лежали грустные тени, делая их зловеще странными, абсолютно незнакомыми.
Стелла ничего не ответила. Вместо этого, она наклонилась вперед и коснулась губами губ Нины, вопросительно глядя ей в глаза.
Нина сидела неподвижно, прислушиваясь к своим ощущениям.
Затем, не зная точно, что означает дрожь, которая пронизала ее сейчас — облегчение или сожаление — Нина отодвинулась от Стеллы.
— Извини, — тихо проговорила она.
— Все в порядке. Но это позволяет лучше узнать друг друга, тебе не кажется?
— Мне ничего об этом неизвестно.
— Барни Клегг, да?
Все это напоминало фарс. Обе они неожиданно рассмеялись. Смех наполнял комнату, изгоняя смущение.
— Да, — сказала наконец Нина. — Но все совсем не так, как ты думаешь.
«И даже не так, как я думаю», — сказала себе Нина, первый раз признаваясь в своей неуверенности в будущем их отношений.
— Понимаю, — усмехнулась Стелла и добавила: — Ну что ж, давай, иди ложись.
Обернувшись в дверях, Нина сказала:
— Ты можешь оставаться здесь, сколько захочешь. И делать все, что захочешь.
— Спасибо, — сказала Стелла. Темные тени вновь легли на ее лицо.
19
Марсель добралась до домика на побережье Корнуолла уже за полночь. Она два раза поворачивала не там, где нужно, безумно устала и уже сомневалась, что вообще доберется сегодня до места, когда спрашивала дорогу в последний раз.
Наконец фары ее машины осветили низенькую изгородь, дрожащие на ветру деревья и несколько низеньких домиков в стороне от шоссе. Во дворе одного из них возвышался киль недостроенного кораблика. Горело всего лишь одно окно в одном из домиков — маленький желтый огонек в непроглядной мгле. Марсель заметила машину Майкла и припарковала свою рядом с ней. Прежде чем погасить фары, Марсель заметила парусные доски, прислоненные к стене, и водолазный костюм, напоминавший человеческую кожу, снятую и вывешенную для просушки. Марсель вышла из машины, расправляя затекшие руки и ноги. У нее перехватило горло от хлынувшего в легкие морского воздуха. Марсель постояла несколько секунд, вслушиваясь в звук прибоя. Ей вспомнились дюжины других летних каникул, проведенных у моря с детьми, и те, когда сама она была ребенком. Все они сливались в ее памяти в круговорот морской соли, волн и солнечного света.
Теперь, стоя на морском берегу, Марсель думала о семейном отдыхе уже совсем не так, как в Графтоне, сидя одна в пустом доме. Воспоминания создавали чувство непрерывности, казалось особенно лажным передать те же ощущения детям, чтобы те, в свою очередь, передали их когда-нибудь своим детям. Она была прежде всего матерью — от правды никуда не денешься, как бы ей этого ни хотелось, и ее семейные обязанности вовсе нельзя было так легко отбросить в сторону, как казалось Марсель во время одинокого существования в Графтоне.
На песок лег прямоугольник желтого света — открылась дверь в домике, в котором горел свет. Марсель разглядела на пороге силуэт Майкла. Она прошла по тропинке к воротам, затем по бетонной дорожке к двери. Майкл посторонился, пропуская ее в дом.
Марсель увидела гостиную со стандартным набором курортной деревянной мебели, грубые домотканые красно-коричневые шторы, которые не были сейчас задернуты. Комната напомнила Марсель шале в Мерибеле, и она тут же вспомнила Майкла, скользящего по снежному склону, и Ханну в серебристом лыжном костюме.
Марсель привыкла к свету, не очень понимая, что она будет делать теперь, когда доехала до места.
— Как добралась? — спросил Майкл.
— Очень долго ехала. Без приключений, если не считать того, что в конце пути я заблудилась.
— Джон и Дейзи будут рады твоему приезду.
— Где они спят?
Майкл показал пальцем на потолок.
— Пойду взглянуть на них, хорошо?
Комната была небольшой, дверь Майкл оставил открытой, чтобы туда попадало немного света. Дейзи до сих пор еще не хотела засыпать в темноте. Марсель на цыпочках подошла к одной, потом к другой кроватке и прислушалась к мерному дыханию спящих детей. Джонатан спал так же, как дома, натянув одеяло на голову. Дейзи лежала на спине, раскинув руки и ноги. Марсель приподняла одеяло, чтобы прикрыть плечи девочки, и Дейзи перевернулась во сне, что-то невнятно бормоча. Затем она открыла глаза и немедленно лицо ее озарилось улыбкой. Она протянула ручку и обняла мать за шею.
— Хорошо, — отчетливо произнесла Дейзи, снова погружаясь в сон.
Марсель почувствовала такую любовь к своим детям, которой, пожалуй, не испытывала еще никогда. Это чувство сейчас как бы пронзило ее насквозь.
Майкл сидел за столиком в гостиной. На столе была еда: хлеб, фрукты, холодный окорок и бутылка вина.
— Ты ела? — спросил Майкл.
— Нет. Я не очень голодна, но все равно спасибо.