Чужие браки

— У нас был дом в Лондоне и дом в Норфолке около моря. Ричард любил рисовать во время уик-эндов. Особенно ему нравилось рисовать небо. Мы гуляли по пляжу, собирали обломки деревьев, выброшенные на берег. Там был камин, и мы вечно ссорились из-за того, какие ветки следует сжечь, а какие поставить на полку, чтобы любоваться ими.

Гордон расслабился. Одновременно ему показалось, что все тело его наливается тяжестью. Все-таки он очень устал сегодня.

— Говори, — опять попросил он.

— Когда он умер, я, как ни странно, разозлилась, и долгое время это было моим главным чувством — я как бы сердилась на Ричарда за то, что он так предательски оборвал наш мир, наше единение, наше сотрудничество.

— А что случилось с твоим мужем? — спросил Гордон.

— Он был один в нашем доме в Норфолке. Это было в будний день, я не поехала тогда с ним, потому что вместе со своим агентом должна была встретиться с одним американским издателем. Иногда Ричард уезжал в Норфолк один и работал там, получая необходимую информацию по факсу и по телефону. Он вообще любил покой и уединение. В то утро Ричард работал в саду. На дорожке стояла тачка, рядом с ней лежали грабли и лопата. У Ричарда случился приступ астмы. Сосед нашел его на тропинке между тачкой и кухонной дверью.

Гордон молча обнял Нину, прижал ее к себе.

— Я должна была быть там, — продолжала Нина. — Ему нельзя было делать ни малейшего усилия, не имея под рукой ингалятора. Он не должен был умереть.

Когда Нина с Патриком приехали в Норфолк, тело Ричарда уже унесли, но Нина живо представила себе, как ее муж лежит на тропинке под яблоней и задыхается. Не проронив ни единой слезинки, с непроницаемым лицом, Нина заставила соседа описать все, что он видел.

— Ты все еще злишься на него? — вывел Нину из оцепенения вопрос Гордона.

— Нет. Ведь прошло уже полгода, — ответила Нина.

Гордон почувствовал, как она одинока. Та жажда страсти, которую рождало в Нине это одиночество, показалась вдруг Гордону магнетически притягательной и вместе с тем отталкивающей. Одновременно с сочувствием Гордон почувствовал тревогу. Ощущение было настолько неприятным, что у него даже засосало под ложечкой.

— Пожалуйста, рассказывай дальше, — попросил он.

Слушая Нину, Гордон продолжал разглядывать спальню, как разглядывают незнакомую комнату, в которой рассчитывают очутиться еще не раз. Сейчас обстановка комнаты казалась Гордону уже знакомой, и он знал, что будет помнить все детали, даже если никогда больше не придет сюда.

Нина продолжала говорить. Она рассказала Гордону о тех мелочах, которые составляли их с Ричардом повседневную жизнь, и Гордону нравилась ее манера рассказывать — как будто она рисует на холсте картину. Нина описала свой лондонский дом, и Гордон вспомнил, что когда-то читал в архитектурном журнале о переделке интерьера этого здания. Это произвело на него большое впечатление. Гордон чувствовал, как каждую секунду открывает для себя новую Нину, совсем не такую, какой представлял ее себе, не будучи близко знаком с этой женщиной. Гордон опять засыпал, и как ни боролся с этим, на несколько секунд он все же отключился. Очнувшись, Гордон поймал себя на том, что ему кажется, будто он знает Нину очень хорошо, даже лучше, чем Вики.

Нина увидела, что Гордон задремал. Она говорила, глядя ему в лицо, и видела, как напрягались мускулы его лица, когда он вдруг просыпался, как приоткрывался его рот и становилось ровным дыхание, когда Гордон опять начинал дремать. Нина погасила свет. Засыпая окончательно, Гордон положил руку ей на бедро, и Нина подумала, что наверняка точно также он засыпает и со своей женой.

Проснувшись утром, Нина обнаружила, что вчерашнее чувство легкости не исчезло. В комнате было темно из-за закрытых ставен, но Нина могла различить черты спящего рядом Гордона. Она вспомнила прошедшую ночь и почувствовала себя по-прежнему счастливой, хорошо понимая одновременно, что сегодня для них настало время столкнуться с трудностями дня. Нина лежала молча, пристально глядя на Гордона и, пытаясь запомнить очертания губ, брови, веки Гордона, чтобы вызвать их вновь в своей памяти, когда его уже не будет рядом. Почувствовав взгляд Нины, Гордон зашевелился, открыл глаза и тут же посмотрел на часы.

— Двадцать минут восьмого, — подсказала ему Нина. Для нее это было слишком рано.

Гордон сел.

— Уже? Так поздно? Я должен идти.

— Обязательно? — спросила Нина.

Она представляла себе, что они позавтракают вместе и уже придумала, что положит на поднос, который принесет наверх.

— Да. Мне нужно быть на месте в восемь тридцать, — Гордон подумал о том, как приедет домой, примет горячий душ и быстренько опять вскочит в машину и помчится в офис. Он протянул руку и коснулся щеки Нины. — Извини. Наверное, мне надо было уехать вчера.