Чужие деньги

Михайлов постарался изобразить на бородатом полном лице то умиленное выражение, которое полагается делать при рассказах о детских глупостях. Бланк не обратил, внимание на его усилия. Решительно отметая поползновения экспертов, напрасно добивавшихся, чтобы он немедленно разрешил их спор по поводу количества взрывного вещества, матросской цепкой походочкой обошел по периметру комнату, мурлыча под нос песенку по-французски. Насколько мог разобрать Турецкий, в песенке рифмовались «фемаль» и «шеваль». «Шеваль», как ему известно, «лошадь», а «фемаль»? «Женщина»? К знатокам французского Александр Борисович себя не относил. Немецкий еще туда-сюда…

— А вот э-это что? — Раздвинув полы плаща, академик Бланк присел на корточки возле какого-то малопримечательного с виду предмета. Форма, хотя и пострадавшая от взрыва, указывала на то, что недавно этот предмет имел право называться пассатижами. На ручках сохранились оплавленные следы красной пластмассы.

— Плоскогубцы, — присоединился к созерцанию исковерканных пассатижей эксперт, который громогласнее всех настаивал на том, чтобы пригласить Бланка.

— И откуда они здесь взялись? — с интонацией, не предвещавшей ничего доброго, вопросил Корней Моисеевич.

— Зернов что-нибудь чинил и оставил, — вслух предположил Турецкий. В такой логике не было ничего сверхъестественного: у себя дома Саша так и поступал. Если бы не Ирина Генриховна с ее стремлением к чистоте, у него эти пассатижи годами валялись бы на видном месте. Эксперты кивками подтвердили, что версию готовы принять.

— Нет, вы их только послушайте! — рыдающим голосом воззвал Корней Моисеевич. — Вам, генерал, простительно, ваше дело — не ремесло, а умствование, но они! Мои дорогие дети! Зачем я с вами возился? Чему я столько лет вас учил? Лешенька, хоть ты порадуй старого деда Корнея. Посмотри внимательно и скажи: что это за фрукт и с чем его едят?

Михайлов, несмотря на огромный живот, наклонился легко и изящно. Пальцами в резиновых, как у хирурга, перчатках взялся за оплавленные рукоятки, раздвинул железный зев пассатижей, оснащенный мелкими и крупными зубцами. Турецкий также нагнулся, любопытствуя. Даже на его неискушенный в технических тонкостях взгляд, пассатижи выглядели не совсем обычно, они напоминали пасть хищного животного: в передней части — плотно смыкающиеся, заходящие друг на друга «клыки», сзади — частые и короткие «коренные зубы». Демонстрируя возможности инструмента, Михайлов поднял с пола обрывок электрического провода и сомкнул на нем «клыки» пассатижей, которые, как оказалось, с легкостью могли его удержать или перекусить.

— Похоже, что это наши, — пробубнил Михайлов. В его голосе звенела досада, что сам он пассатижей не заметил, и торжество, что они все-таки обнаружились.

— Что значит «наши»? — уточнил Турецкий.

— То и значит, — громко, для всех, произнес Михайлов, — что такими пассатижами пользуются только эксперты и саперы из элитного подразделения московской ФСБ. Больше ни у кого их нет и быть не может.

— Что же получается: работал профессионал?

— При этом настолько непрофессиональный, что забыл важную улику на месте преступления.

Корней Моисеевич Бланк, задрав пальто, исполнил несколько па какого-то французского народного танца. Ему это простили.

5

Телефоны, телефоны, телефоны. Звонки, звонки, звонки… Мир одержим демоном связи. Связаться — всем со всеми. Немедленно. Отложенно. В любую точку пространства. Ночью. С утра пораньше. На совещании. На экзамене. На прогулке с собакой. Идея, комфортной связи требует, чтобы телефоны становились все мобильнее и все миниатюрнее. Если телефон нельзя упрятать в кармашек или носить на цепочке в целях всеобщего обозрения, это для нас теперь вроде бы и не техника.

При этом мы упускаем из виду такой надежный, имеющийся практически в каждом московском доме аппарат, как стационарный телефон. Он громоздок и немобилен, он давно уже не служит предметом гордости своего обладателя. Однако в каждом предмете можно открыть его неочевидную благую сторону. Раскрыть тайну убийства поможет обычная АТС.

Рюрик Елагин, которого оставшаяся в прошлом специальность историка приучила бережно относиться к документам, послал на Московскую городскую телефонную станцию запрос, суть которого, если опустить служебные реверансы, состояла в следующем: сообщите, плиз, с какого номера позвонили шестого ноября сего года, примерно в восемь вечера, на домашний номер квартиры гражданки Лосевой (такую фамилию носила квартиросдатчица, которая сейчас наверняка горевала над разрушениями или подсчитывала смету ремонта). Самого же Рюрика, рожденного от любви, зародившейся в Библиотеке имени Ленина, снова увлекли исторически-литературные ассоциации. Точнее даже было бы сказать, просто исторические, поскольку он, разочаровавшись в официальной хронологии античности и Средних веков, считал добрую половину вписанных в учебники фактов таким же вымыслом, как выдумки писателей. А если так, стоит ли жестко проводить водораздел между одним и другим?