Чужие деньги

Фиолетовый «ауди», совершив крутой вираж и хромоного вывернув колеса, заехал на тротуар. В это остановившееся, но далеко не прекрасное мгновение Турецкий успел заметить все: и то, что боковое стекло, невзирая на морозную погоду, оказалось опущено; и что лицо водителя — заурядное, с чуть приплюснутым лбом, характерным именно для таких вот квадратных черепных коробок, и глубоко запрятанными глазами, взблескивающими, как беспокойные канцелярские кнопки, полно ожесточения, которое человек нагнетает в себе, когда собирается убить другого человека: даже если это занятие становится частью профессии, обихода, распорядка дня, оно никогда не становится привычным и естественным, потому что неестественно по своей сути; и что это лицо находится в полном согласии с глядящим поверх опущенного стекла дулом оружия: ствол укорочен, по-видимому обрез… Об этом и о многом другом успел хаотично, не фиксируясь, поразмыслить Турецкий, в то время как тренированное его тело, независимо от мозга, выполняло Единственно нужные действия: раз — пригнуться, два — достать пистолет… До счета «три» не дошло. Человек с приплюснутым лбом, набравшийся уже ожесточения и до отказа накачавший себя опытом убийства, успел выстрелить первым. И все предчувствия, обещания и сомнения растворились в яркой вспышке огня. «Москва взорвалась», — возникла напоследок совершенно нелогичная мысль, но и ее слизал огонь, превращаясь во тьму, и ничего не осталось,

38

Савва Максимович Максимов, более известный под именем Саввы Сретенского, не любил проигрывать. То есть, как и всякому другому уголовнику, вступившему на тернистый путь противостояния закону, ему приходилось знавать и проигрыши, и провалы, и временные отступления. Но он никогда не сомневался, что в конечном счете победа останется за ним. Настырный, он поднимался, отряхивался и снова стоял на своем, навязывал судьбе свою точку зрения, пока она не сдавалась и не возвращала Савве то, что перед этим отняла.

В чем-то он был схож с неунывающим Питером Реддвеем: тип сильного толстого мужчины. Однако на объеме талии сходство кончалось. Округлый, приятный, масленый Реддвей напоминал продукт западной цивилизации — любимый им гамбургер. Из причудистого, занозистого Саввы вечно выпирали мешающие другим отростки, точно из клубня картофеля — основного в России блюда. Если учитывать грязную среду, в которой Савва проводил свои дни, уподобление картошке заиграет дополнительными оттенками смысла.

Уж такой он, Савва! Другие долго закаляют подкожножировой слой, вырабатывая антиударность, а он с ней, считай, родился. Новый удар — не трагедия. Это — вызов, на который у него найдется достойный ответ. Так его жизнь выучила. И родитель, которому Савва теперь благодарен. Своеобычный человек был этот Максим Максимов, назвавший сына Саввой — «неволей», пророча и регулируя его судьбу!

В детстве Савва уже был толст, и над ним смеялись. Придя со двора старой Сретенки, где его опять не приняли в игру и к тому же снова тыкали самодельными палками, как борова, проверяя величину жирового слоя, он утыкался в мамин фартук и выплакивал душевную боль и негодование: «Почему-у-у они меня дразнят толстым? Ну почему-у-у я то-о-олстый?» Драться он не мог: мама и бабушка строго запрещали отвечать обидчикам, говорили, что только плохие мальчики дерутся, а их Саввочка не такой. «Ты совсем не толстый, деточка, — утешала мама, — у тебя широкая кость, ты уродился в дедушку…» Утешения не помогали: в них отсутствовал конструктивный момент. Допустим, вернется Савва во двор и скажет мальчишкам: «А я совсем не толстый, у меня широкая кость, я в дедушку уродился…» Что, они после этого заявления извинятся и начнут с ним играть? Еще громче заорут: «Толстяй, жирдяй, жиртрест!» Мама авторитет утратила, и тогда Савва обратился к папе, который лежал на диване, спиной к окружающим, лицом к стене, косо приплюснув к ней ладонью газету, и поделился неприятностями — уже без истерики, без слез, по-мужски. Папа не соизволил повернуться. Глаза его остались устремлены в газету, когда он дал поистине конструктивный совет: «Мало ли что толстый? Зато сильный! Выйди и насажай им всем пенделей. И чтоб не вздумали смеяться, везде свою силу показывай. Понял? Чуть что, ради того, чтоб всех поставить на место, — бей в скулу!»

Те, кто свели знакомство уже со взрослым Саввой Максимовым, иногда задавали риторический, по их мнению, вопрос: «Откуда такие только берутся?» Знаете, откуда на самом деле берутся такие люди? Из битых, которые вдруг осознали, что сами могут бить. И сильно бить!