Чужие грехи

Джеймс даже не поцеловал ее. Впрочем, Энни этого и не ждала, а потому и не пыталась подставить ему губы для поцелуя. Он просто обхватил ее обеими руками за бедра и приподнял, легко, как пушинку. Энни знала, что он сильный, но и представить себе не могла — насколько. Что и говорить, очень многого она о нем не знала и тем не менее отдавалась на его милость…

Энни подумала уже, что Джеймс отнесет ее в спальню, но не тут-то было. Он по-прежнему поддерживал ее снизу за бедра, прижимая к себе, и Энни ничего не оставалось, как обхватить его ногами за талию. Член Джеймса упирался в ее чресла, твердый, как жезл, и Энни не переставала этому удивляться: до сих пор она была убеждена, что как женщина совершенно Джеймса не привлекает, и не верила, что мечта ее может осуществиться. Неужели Джеймс все-таки захочет наконец познать ее?

Правда, на сей раз она твердо решила, что выбора ему не оставит. Закрыв глаза, превозмогая боль в руке, Энни обеими руками обвила его шею и тесно прижалась грудями к его могучей груди.

В темной кухне было довольно холодно, но Энни этого не чувствовала. Джеймс расстегнул ее лифчик, который тут же упал на пол; губы Джеймса прижались к уху Энни, его жаркое влажное дыхание согревало и возбуждало ее.

— Признайся, что тебя больше возбуждает, Энни, — убийство или убийца? — зашептал Джеймс. — А может быть — сам вид смерти, когда кто-то испускает дух у тебя на глазах?

Возмущенная и уязвленная до глубины души, Энни попыталась высвободиться, но тщетно. Джеймс продолжал нашептывать ей на ухо, насмешливо и устрашающе:

— Между прочим, Мэри Маргарет, убивая, испытывала оргазм. Можешь представить, Энни, чтобы женщина была способна на такое? Пожалуй, ты похожа на своего отца даже больше, чем я думал.

Энни уже всерьез отбивалась, отчаянно стараясь вырваться из его железной хватки. Она не могла слышать эти ужасные слова, этот насмешливый голос, в котором так явственно ощущался сейчас ирландский акцент. Не могла видеть глаза смерти на любимом лице.

— Отпустите же меня! — потребовала она дрожащим от гнева и бессилия голосом, тщетно пытаясь оттолкнуть его.

— Я никогда прежде этого не замечал, но, похоже, ты по-своему очень талантлива, Энни. — Он говорил, не обращая ни малейшего внимания на ее попытки высвободиться. — Уин ведь сам никогда никого не убивал, хотя знал об этом искусстве больше, чем кто бы то ни было. Кто знает, быть может, тебе удалось унаследовать его дар?

— Прекратите! — закричала Энни, отталкивая его изо всех сил.

Внезапно Джеймс отпустил ее и, поставив Энни на застланный линолеумом пол, быстро отошел в сторону.

— Поверь, Энни, не такая уж большая честь переспать с киллером. Кстати, с Мартином у тебя ведь тоже не склеилось, не так ли? — Он повернулся к ней спиной. — Ступай прочь, Энни. Возвращайся в свою спальню и благодари господа, если, конечно, веришь в него, что я позволил тебе спастись бегством.

Однако Энни не двинулась с места.

— А почему вы так уверены, что здесь нам ничего не грозит? Вдруг на нас снова нападут?

— Я их всех перебью, — спокойно ответил Джеймс.

Он выжидал, стоя спиной к ней, но Энни не уходила. Она боролась с собой, боролась с желанием и страхом.

— Убирайся же, черт возьми! — гаркнул взбешенный Джеймс, по-прежнему не поворачиваясь.

И тогда Энни поняла, что проиграла. Молча, не глядя на него, она покинула кухню. В прихожей было совсем темно, пол еще не просох, и Энни с трудом заставила себя пройти по тому месту, где еще недавно лежал труп убитого Джеймсом налетчика.

Тусклый свет единственной лампочки в ее крохотной спальне высвечивал узкую кровать. Энни дернула шнурок, и комнатка снова погрузилась во мрак. Она понимала, что у нее остается последний шанс. Чуть поколебавшись, Энни решительно прошла в смежную спальню.

Эта комната оказалась не намного просторнее, а обстановка была еще беднее. Широкий матрас, покрытый простыней, прямо на грязном полу, да потрепанный плед сверху. И все.

Энни скинула с себя всю одежду и, аккуратно сложив, пристроила в углу. Затем, обнаженная, скользнула под плед и лежала, дрожа от ночной свежести. Сердце ее колотилось так, словно готово было выпрыгнуть из груди. Господи, что она вытворяет?! Лежит в чем мать родила в чужой постели! В его постели… И самое поразительное, что это кажется ей почему-то совершенно естественным.

Энни даже не заметила, как уснула. Когда она открыла глаза, в спаленку просачивались первые серые щупальца, предвещавшие рассвет. В комнате она была не одна, — сидя у нее в ногах, Джеймс молча наблюдал за ней.

— Ты, похоже, всегда поступаешь по-своему, — хрипло сказал он.

Энни хотела было возразить, но не нашлась что сказать. Джеймс взялся за кончик пледа и медленно стянул его, обнажая ее тело, подставляя его прохладному утреннему воздуху. В холодных голубых глазах Джеймса светился гнев. И было в них что-то еще — непонятное, тревожащее и пугающее.