Сказать, что этот подвиг большевики совершили идеально, нельзя. С одной стороны, крестьяне понимали полезность колхоза, с другой — большинству из них были отвратны колхозные порядки. И дело не в том, что большевики заставляли их продавать государству 20 % урожая — царь и помещики обирали их гораздо больше и наглее. Только помещики бесплатно забирали, как минимум, 50 %. Дело было в несправедливости распределения результатов труда между самими колхозниками — давайте об этом.
Сказать, что при царе сельское хозяйство России было чрезвычайно косным и отсталым, — это ничего не сказать. Энгельгардт разъясняет, что эту косность надо понимать так: в России на единицу зерна тратится неоправданно большое количество пудофутов человеческой работы (сейчас сказали бы — джоулей). И эта косность зиждилась исключительно на негодной организации труда в сельском хозяйстве России — на его крестьянской раздробленности, а помещичьи хозяйства были неэффективны. Союз крестьян (по-иностранному — кооператив) был единственным зримым выходом, но как этот союз организовать?
«Все дело в союзе, — убеждал Энгельгардт. — Вопрос об артельном хозяйстве я считаю важнейшим вопросом нашего хозяйства. Все наши агрономические рассуждения о фосфоритах, о многопольных системах, об альгаусских скотах и т. п. просто смешны по своей, так сказать, легкости». То есть все эти агротехники и зоотехники, повышающие урожай и выход продукции животноводства, — это чепуха, по сравнению с трудностью организации сельскохозяйственной артели из русских людей.
Между прочим, по соседству с Энгельгардтом работали и немцы, арендовавшие поместья разорившихся и неспособных хозяйствовать помещиков или работавшие управляющими. Это были небогатые выходцы из Германии, но, как правило, имевшие европейское агроэкономическое образование. Они тоже задумывались над вопросом выхода сельского хозяйства России из тупика, но считали объединение русских крестьян в кооперативы просто невозможным. Они видели один путь — разрушение общины и введение частной собственности на землю для каждого крестьянина, последующее разорение крестьян, продажа ими своей земли людям с деньгами, а уже эти люди наймут разорившихся и продавших свою землю крестьян в батраки, и таким путем можно поднять производительность труда сельского хозяйства. «Один немец, — писал Энгельгардт, — настоящий немец из Мекленбурга — управитель соседнего имения, говорил мне как-то: «У вас в России совсем хозяйничать нельзя, потому что у вас нет порядка, у вас каждый мужик сам хозяйничает — как же тут хозяйничать барину. Хозяйничать в России будет возможно только тогда, когда крестьяне выкупят земли и поделят их, потому что тогда богатые скупят земли, а бедные будут безземельными батраками. Тогда у вас будет порядок, и можно будет хозяйничать, а до тех пор нет». Но Энгельгардт уже имел этих самых русских батраков и тем не менее был с немцами не согласен, считая этот путь неэффективным, однако трудности создания сельхозартели он прекрасно понимал.
Тут надо немного уточнить, от кого мы получаем информацию. Александр Николаевич Энгельгардт, потомственный помещик, начинал как артиллерийский офицер, стал химиком, причем практиком, затем за научные заслуги стал доктором химии и профессором кафедры химии Санкт-Петербургского земледельческого института. Впутался в студенческие волнения, отсидел два месяца в крепости и в 1872 году был сослан в свое имение в Смоленской губернии. Энгельгардт — по натуре исследователь, то есть тот, кто получает удовольствие от собственного открытия нового и неизвестного. Поэтому он не только занялся сельским хозяйством как хозяин, но и вникал в вопросы, почему в его отношениях с работниками все происходит так, а не иначе, — не так, как тебе хочется, не так, как ты себе это представляешь.
Отдельно надо подчеркнуть, что А. Н. Энгельгардт был выдающимся хозяином — тем, кто может достичь самого высокого дохода при минимуме затрат, — он на порядок увеличил денежный оборот имения с тем же количеством земли. Но Энгельгардт не гнался за личным обогащением — это ему было неинтересно (хотя и его личный доход тоже рос). Он не сдирал три шкуры с работников и поэтому одновременно поднял и благосостояние крестьян тех деревень, которые на него работали. Пожалуй, он был лучшим хозяином России, к нему со всех концов приезжали учиться, и, казалось бы, именно его хозяйство должно было быть образцом для остальных хозяйств России, казалось бы, путь помещичьих латифундий, как и учили немцы, — вот выход для России в области сельского хозяйства!
Но Энгельгардт, критикуя и будущие реформы Столыпина, писал: