То есть хотя работа батраком и великороссам очень не нравилась, но некуда было деваться — земля не кормила. Отсюда все несуразности организации большевиками колхозов по принципам некоего предприятия с начальниками и работниками великороссами воспринимались менее болезненно — великороссы к статусу наемного работника были более привычны.
А малороссы, наоборот, непривычны! Чернозем мог кормить весь год, посему в отхожие промыслы малороссы не ходили, зимой занимались ремеслом на дому, в батраки нанимались редко. Мой дед, к примеру, был стельмахом, он и при царе, и в колхозе зимой строил телеги, я еще их застал у него во дворе, хотя дед уже давно был на пенсии.
Особенности мировоззрения малороссов тех времен возьмем из этнографического очерка описания России под редакцией В. П. Семенова-Тян-Шанского. Этот труд сообщает:
«Вообще малорус нелегко расстается со своими обычаями или заимствует чужое. “Лучше свое латане, ниж чуже хапане” (“Лучше свое заштопанное, чем чужое краденное”), говорит он, и даже в настоящее время (начало XX века), когда обособление теряет всякое историческое оправдание, в его быте можно видеть много резко отличающего его от соседних племен.
Высокое развитие личности, возвысившейся во времена казачьей вольной жизни, и которую не успело стереть крепостное право, делает малоруса весьма самостоятельным, врагом слепых авторитетов. Отсюда понятна его любовь к самостоятельному хозяйству. “Добра спилка — чоловик та жинка” (“Хороший союз — муж и жена”), говорит он и спешит отделиться, как только женится и заводит свое хозяйство.
…Не признавая ничего стихийного, давящего личность, будь то основанная на старшинстве власть большака в большой семье, или большинство голосов в общине, малорус в то же время склонен к общественным организациям, основанным на взаимном соглашении и годности сочленов.
Доказательством этому может служить живучесть всевозможных товариществ, братств, артелей и других ассоциаций. В настоящее время эти организации представляют часто уже форму, лишенную содержания, как остатки учреждений подобного рода, густою сетью покрывавших Малороссию в период ее самостоятельной жизни. Так, от некогда процветавших здесь цехов и промышленных товариществ остались встречающаяся и ныне артели рыболовов, жнецов, чумаков, гончаров (в с. Хомутце Миргородского у.). Но, кроме того, сохранилось братское единение и не на почве труда, а благотворительного характера или еще чаще имеющее целью поддержку и украшение церкви. Эти же задачи — поддержка и украшение церкви и благотворительности — сохранились главным образом и в остатках других организаций с исчезновением тех специальных целей, с которыми они были основаны». (Заметьте, и граборы первым делом делали отчисления на церковь.)
…К распространенным формам общественных союзов следует отнести еще обычай толоки — «помогати хлеба святого збирати» («помочь хлеб святой убрать») за одно угощение. Наконец, сюда же относятся общественные обеды в храмовые праздники, устраиваемые местами на общий счет, причем для заведывания ими избираются особые «братчики».
То есть мы видим исключительное стремление украинца быть самостоятельным хозяином, при том что и на Украине земля была в общинном владении. Но и это не все, но предварить дальнейшее хочу собственными воспоминаниями.
Мне было лет 12—13, дедушка Федор, будучи по делам в городе, зашел нас проведать, но появился он часа в 2, когда до прихода родителей с работы оставалось еще часа 4. Но я уже понимал, что дедушку нужно покормить. Я слетал в подвал, набрал картошки, соленых огурцов и помидоров, бодро почистил картошку, порезал, разжег керогаз, поставил на него сковородку, но сам я картошку раньше не жарил, поэтому вознамерился высыпать ее сразу на сковороду. Наблюдавший за мною дед остановил меня: «Ты что — собрался картошку на воде жарить?» (из-за этого «жарить на воде» я этот случай и запомнил). Я пошел в кладовую, нашел там то ли сало, то ли масло и под руководством деда пожарил не только картошку, но и вбил в нее яйца. Подал это на стол, и мы с дедом поели, по крайней мере до того момента, когда пришедшая с работы мама не приготовила обед, дед с голоду не помер.