— Моя рад! — Кланялся мне Ло. — Хорошо бились, великий учитель Минь Дао улыбается, глядя на своего ученика! Звезд все меньше, а могущество Ло растет с каждым днем!
Мы тряслись в повозке, каждый улыбаясь своим мыслям и неспешным ходом возвращаясь домой. Один из вопросов моего нового становления в этом городе, пусть и не полностью, но решен. Нет, я, конечно, не прекращу руками Ло все слухи за моей спиной, но по крайней мере теперь каждый тысячу раз подумает, прежде чем задирать меня и вываливать свой мусор у моих дверей. Как там было? Яцао-рви? Вот-вот, теперь пусть прикрывают одной ладошкой свои злые языки, ну а второй оберегают покой своих яцао. Я не стремлюсь влиться в их общество, мне не нужны такие друзья, главное, чтобы меня не трогали, хватит мне и так до конца моих дней косых взглядов в спину.
Дни потянулись серой монотонной лентой проливных дождей и все усиливающимися морозами по ночам. Вот такой вот юг. Да, в моем Рингмаре, наверно, уже шапки снеговые в метр на крышах домов лежат, но, по моему мнению, уж лучше снег, чем эта грязь и дождь стеной и напролет днями.
Это зима. Вот такая невзрачная и унылая она в этих краях. Жизнь словно замедлила обороты, приобретая размеренность и неспешный ход похожих, друг на друга дней.
Настроение было, как в той поговорке, дико хотелось то ли холодца с хреном, то ли революции. Но о революции я мог лишь мечтать, старательно пряча в себе это крамольное чувство, ибо за меня наконец-то взялся мой новый сенсей, улыбчивый, но от этого не менее жестокий, маленький и лысый, как шар для боулинга, лер Сенька До.
Программа была насыщенной. Каждый божий день мы должны были просыпаться ни свет ни заря, чтобы встретить великое солнце в его начале небесного пути, омыть тело небесными слезами (сраный дождь) и исполнить восемь танцев Поу-линь-кама, великого мудреца прошлого, своей мерностью и движением напоминающих чем-то тай-чи, что приобрело популярность одно время в моем мире.
В принципе эта часть была даже приятна, неприятны были следующие за этим физические упражнения и просто Охренеть какая болезненная растяжка всех моих жил и суставов. Ло ломал мое бедное тело, он выворачивал мне руки, выгибал ноги, он даже пару раз выбивал мне своими злыми кулаками плечевые суставы, от чего я ревел, как девчонка, не в силах сдержать себя. Это было больно, это маленькое чудовище уродовало меня, согласно своему какому-то внутреннему плану, совершенно не обращая внимания на мои слезы, сопли и мольбы о жалости. Правда, он ломал — он же потом и лечил. Однажды я во время его лечения попросил принести зеркало и чуть не помер от разрыва сердца. У меня только в правом ухе, по моим прикидкам, торчало около десятка длинных тонких игл, к кончикам которых были привязаны маленькие пучки скатанных и тлеющих от огня различных трав.
Я — дикобраз. Я — человек-ёж. Я сам на себя в такие моменты без жалости не мог смотреть. Но кто бы что ни говорил, это помогало и работало. Погружаясь в астрал и наблюдая за энергетическими потоками, я каждый раз испытывал шок от того результата, который вызывал в моем теле этот маленький человечек.
Все во мне приобретало скорость молнии! Я сжигал любую заразу, я регенерировал ткани, как тысяча ящериц свои хвосты, я мог, казалось, в такие минуты так быстро-быстро бежать по земле, что мои ноги оторвутся от земной тверди, и я, словно реактивный самолет, оставляя за собой шлейф, понесусь по небу, красиво так на закат, и режиссер этого абсурда пустит титры под печальную музыку.
Но смеяться можно сколько угодно, а за месяц с копеечкой мой желтый живодер смог усадить меня на оба шпагата, поставить меня на мостик и, подгоняя прутиком, заставить пробежаться в таком непотребстве вокруг дома. Мое тело приобретало грацию какого-то гада ползучего, я уподоблялся в гибкости змеиному сообществу, выгибаясь под невообразимыми углами и подолгу замирая в этих позах, словно кобра в стойке. Это удивляло меня самого, я даже и половины не представлял из того, на что было способно человеческое тело.
— Учитель Ло. — Я сгорал от нетерпения. — Когда же ты будешь учить меня драться?
Я как мальчишка задирал ноги перед зеркалом, пытаясь изобразить аиста, хотя, конечно, больше склоняясь к стилю пьяного осла.
— Путь монаха ли-дао-дзи не в битве. — Ло сидел на полу, медитируя и скрестив под собой ноги. — Путь истины и просветление разума — вот дорога, предначертанная тебе небесами. Минь Дао, великий учитель, и тот не смог продвинуться по этому пути дальше четвертой ступени. А пока недостойный его ученик стоит лишь на третьей. В высоких горах Жень-Ми, на крутых откосах каменных великанов, прямо на их плечах, на пороге поднебесной, стоят эти мудрецы, внимая голосу мира и постигая основы языка, на котором с ними говорит Творец.
— Что? — Я прекратил паясничать, усаживаясь рядом с ним.
— Ли — это небо. — Он открыл глаза, ловя мой взгляд в тиски своих темных глаз. — Дао — это энергия души, дзи — земная твердь, основа для всех ног ныне живущих.