Чужие игры

Ах да, еще завтра у меня дуэль. Но это так, мелочи. По этому вопросу я как раз меньше всего переживал, так как уже давно и капитально считаю, что шагнул вперед по пути магического искусства, имею ряд куда как более выдающихся побед, нежели какой-то хам студент. На это мне было плевать с высокой колокольни, впрочем, и на многое остальное. Всякие там вершители мира тоже, считаю, могут идти лесом, полем, огородами куда подальше. В данный момент критическим комом в горле и тяжким грузом на душе лежала судьба девочек-волчиц.

Время.

Время катастрофически убегало незримым потоком песчинок сквозь пальцы, а меж тем действовать нужно быстро, резко, пока звериный дух не выветрился с неверных и зыбких следов на земле. От досады на свое бессилие хотелось выть не хуже волчьей стаи холодным февралем на луну.

Вдох, выдох.

Вдох, выдох.

Тьма междумирья и резкий всплеск красок астральных энергий. Мне нужна помощь, мне нужно решение, а в итоге катастрофическая нехватка сил, но невозможность отступить назад.

Я никого не чувствую, я не могу ни до кого дотянуться…

Хотя…

Да!

Ну, привет, разбойнички!

* * *

Граф Десмос вышел на задний двор в преддверии сумерек, где прямо на земле, скрестив под собой ноги, восседал маленький желтокожий человечек, смежив веки и сложив перед грудью замысловатую фигуру из ладоней.

Господин Ло медитировал.

Господин Ло всегда в это время медитировал, после того как заканчивал вечернюю программу по изувечиванию вверенного подопечного.

Десмос вскинул бровь, расплываясь в своей фирменной улыбке, заметив в углу двора растянувшегося в позе морской звезды юного герцога, пытающегося на одних только лопатках и чувстве безысходности уползти куда-нибудь подальше, прочь от этого места. Молодец парень, усмехнулся про себя граф, одобрительно кивая своим мыслям. Он явно сегодня перешел на новую ступень обучения, под условным названием уже не: «Вставай, Ули-Ри», а «Вставай, Гем-Ли». По мнению графа, весьма продуктивная и действенная программа, и если память не подводит, то уже к завтрашнему вечеру у Германа должен начаться нервный тик и повадки затравленного зверя, с ужасом взирающего на все закоулки особняка, из которых может внезапно появиться учитель Ло.

— Герман! — крикнул весело Десмос.

— Да, господин граф? — откликнулся мальчик, пытаясь червячком, лежа на спине, взобраться по ступенькам.

— С завтрашнего дня советую мимо каминов и печей только так и передвигаться! — Десмос уже откровенно потешался над ползуном.

— Спасибо, господин граф! — Герман, активно работая лопатками, все же преодолел препятствие, скрываясь в дверях дома. — Ульрих перед отъездом уже предупредил меня!

— Чудесный вечер, господин Ло! — Граф склонился в глубоком поклоне перед лысым маленьким человеком, все так же сидящем на земле. — Не будете ли вы сегодня благосклонны ко мне, оказав любезность в хорошем уроке?

— Рук, ног зажил? — произнес маленький монашек, открывая один глаз.

— Да, господин Ло. — Улыбка мигом сошла с лица графа при воспоминании вывернутых ему конечностей.

— Хорошо, бябяка. — Кивнул монах, вновь закрывая приоткрывшийся глаз. — Как станешь, демон монучи-го и победишь страх в сердце — нападай.

Десмос нахмурился, так как по непонятной причине ему крайне не нравилось, что этот малыш уже давно и упорно почему-то называет его «бябякой». Вроде как и не очень обидно, но в то же время весьма неприятно. Хотя, граф пожал плечами, кто может знать, что это означает на самом деле на наречии Мао?

Доли секунд ушли у Десмоса на полную трансформацию в боевую ипостась своего организма. Объем мышц привычно и качественно получил увеличение, с треском разрывая часть одежды на том, кто некогда был человеком. Защелкали суставы, добавляя к этой груде жгутов скорость и гибкость при атаке, мощь и остроту когтей, ярость и страх оголенных в рыке клыков хищника, все это уже никак нельзя было назвать человеком, нет, в паре метров от «беззащитного» монаха замерла агрессия и смерть в чистом эквиваленте природной механики.

Зверь оскалился, с шумом втягивая вечернюю прохладу уже недалекой ночи, медленно, с грацией, достойной лучших представителей кошачьего мира, обходя по кругу все так же неподвижного человека.

Бойся!

Беги!

Рыдай, маленькая жертва, ибо нет спасения от совершенного представителя класса хищник, наделенного жаждой убийства и неотвратимостью яростного броска!

Но зверь не спешил, зверь непрост, он наделен памятью, разумом и опытом долгих лет бесконечной охоты и целой вереницей непрекращающихся убийств. Он скрадывал тихие шаги, кружась вокруг маленького человека, изредка замирая и припадая в готовности нанести молниеносный удар.

— Что, бябяка, нелегко победить свое сердце? — Легкая тень улыбки посетила невозмутимое лицо монаха.

Рык ярости и злобы огласил двор, зверь в гневе рванул лапой землю, взметая куски земной плоти, разлетевшейся под его когтями, пунцово-алые глаза с вертикальным зрачком наполнились непередаваемой яростью, а с кинжально-бритвенных клыков на землю падала пена тягучей и зловонной слюны. Зверь был в ярости, зверь был готов убивать и рвать любого на своем пути…