Чужие края. Воспоминания

Однако Корнелиус по-прежнему оставался главным в семье, он и на земле работал, и учительствовал. Две старшие сестры умело вели дом и заботились о младших детях. Больше всего хлопот было с младшим сыном, Лютером, очень похожим на Керри лицом и характером. Но если ее отличало стремление к самосовершенствованию и искреннее желание быть хорошей, то он, став юношей, целиком подчинился порывам плоти. Он рос строптивцем и все рвался на Запад, к золотым приискам, манившим в то время всякого мало-мальски склонного к бродяжничеству молодого человека. Семья пыталась объединенными усилиями удержать его в рамках пристойности. Он больше всего любил свою мать, которая лучше кого бы то ни было, понимала его, и теперь, когда ее не стало, с ним совсем не было сладу. Рассердившись однажды не на шутку. Германус собрался даже хорошенько его выпороть, но парень был на голову выше его, успев к этому времени превратиться в высокого, черноглазого, темноволосого молодого человека, гак что маленький самонадеянный отец при всем своем негодовании не мог совершить подвига, на который решился. Корнелиус однажды все-таки выпорол его по приказу родителя, но после этого ему стало так не по себе, что он выбросил розги и не пытался повторить экзекуцию. После смерти матери все пошло не в лад. Но так или иначе семья жила как было заведено, а Керри никому не открывала своей тайны, все более укрепляясь в принятом решении.

Ко времени, когда ей исполнилось восемнадцать лет, старый доктор Данлоп, пастор ее юных лет, собрался уходить со своего поста, поскольку он теперь стал очень толстым и нередко дремал во время службы. Было ясно, что нужен новый священник. Германус, принимавший самое активное участие во всех делах деревни, хорошенько изучив взгляды разных молодых людей, приглашенных на испытательные проповеди, выбрал высокого, серьезного молодого человека, который, несмотря на свой возраст, казался очень рассудительным и зрелым, поскольку побывал на войне. Он был из их же штата, из ближайшего графства Гринбриер. Его отец был там самым богатым помещиком; после войны, поработав в школе, молодой человек пошел в семинарию. Из колледжа и семинарии он вышел с множеством пышных отличий, причем каждый раз особо отмечалась его удивительная способность к языкам, особенно к санскриту, арабскому, ивриту и греческому. Жителям их маленькой деревни был привит вкус к гуманитарному образованию, а в семье Германуса жила культурная традиция, которую он поддерживал в своем потомстве. Более того, молодой проповедник был приятной наружности, высокий, обходительный, светловолосый, а жена у него была маленькой и изящной, непременно в платье с оборками и походила на мешочек с рукоделием, словно повисший у него на руке. Его испытательная проповедь вполне соответствовала христианской доктрине. Он достаточно хорошо обосновал традиционное представление о предопределении и свободе воли; к тому же она была длинной, содержательной и совершенно непонятной для большинства юных членов конгрегации. Это решило дело. Такой человек и был нужен.

Тем же летом, как только он обосновался в обросшем вьюнками пасторском доме рядом с белой деревенской церковью, его навестил младший брат, еще учившийся в колледже, причем этого молодого человека следует упомянуть уже из-за Керри. Он готовился принять церковный сан, был высок, худощав; близорукие, рассеянные голубые глаза выдавали мистический склад ума; голос был тихим, а улыбка мягкой. Он был крайне застенчив, молчалив и ни в какую не желал ни участвовать в хоре, ни посетить певческую школу. С извиняющейся улыбкой он говорил, что очень занят — читает с братом. По воскресеньям он садился чуть поодаль от других, никого, очевидно, не замечая, и на его лице отражалось непритворное благоговение. Наткнувшись на него взглядом, что случалось нечасто, Керри думала: какой благочестивый молодой человек, возможно, без чувства юмора, но все равно очень хороший. Ее собственное чувство юмора все время нещадно ее подводило. К своему стыду, она способна была увидеть что-то смешное даже во время похорон, а сколько раз смех одолевал ее в церкви! И даже из-за какой-нибудь, в сущности, ерунды. Взять, к примеру, историю с мисс Нельсон: когда та играла на органе, на тулье ее маленькой шляпки собиралась туча мух. Тут же, угодив в складки, они начинали бешено жужжать и роиться, и Керри все это казалось ужасно смешным, тем более что мисс Нельсон, маленькая, застенчивая женщина средних лет, сидела чуть ли не в полуобморочном состоянии, смущенная, с краской на лице. В перерывах между гимнами ей раз-другой удавалось улизнуть и избавиться от этих насекомых, но проходило короткое время, и подслащенный крахмал на тулье привлекал еще больше мух к ее шляпке. Каждое лето эта шляпка служила приманкой для мух и предметом насмешек для младших членов общины.