Пока мама и Мирон, а также гости заняты позированием в стенах дворца бракосочетания, Пашка толкает в бок Никиту и шепотом предлагает сбегать покурить на улицу. Тот так же тихо отвечает, что не против проветриться, хоть и не курит. Пока они ждали начала праздника, пока шла сама церемония, и делались совместные снимки, он порядком подустал от суеты и незнакомых людей. Подросток смотрит на стоящую рядом сестру, которая тоже сильно перенервничала и сейчас будто ищет пятый угол, берет ее за руку и, ничего не объясняя, ведет к выходу. Пашка следует за ними. Он, конечно, хотел поболтать по-мужски, но раз Ник не может даже на пять минут оставить Вику, то придется потерпеть ее присутствие. Впрочем, судя по тем встречам, что у них уже были, она обычно мало говорит и не особо мешает.
— Дождь, вроде, хорошая примета, — Пашка быстро курит за углом здания, смотрит на небо, ветер здесь не такой сильный, как у воды, но все равно в костюме прохладно… — А если дождь со снегом?
Никита, стоящий рядом в одной рубашке, потому что отдал свой пиджак сестре, которую совсем не греет вечернее платье, зябко передергивает плечами. Все равно на улице лучше, по крайней мере, не приходится вежливо улыбаться — челюсти уже сводит.
— Вдвойне хорошая, — вместо брата отвечает девочка. Она тоже смотрит вверх, думает о том, что надолго запомнит этот день, даже несмотря на то, что это чужой праздник, и то, что ей не слишком комфортно среди толпы. Она будет помнить этот «снегодождь», запах вишневых сигарет и маленькие капельки на волосах брата и друга — первого и пока единственного за территорией детского дома.
— Хотелось бы, — Пашка делает последнюю затяжку и втаптывает окурок подошвой ботинка. — Погнали обратно, а то Ник уже похож на сосульку. Сейчас шампанским согреемся.
— Мы не пьем, — Никита поправляет пиджак, который норовит сползти с худых плеч сестры. — Да нам и не дадут, мы же несовершеннолетние.
Войтович тушуется, он ведь знал, что у Черных особые отношения с алкоголем, но предполагал, что в честь праздника они хотя бы немного отступят от принципа. Ему самому уже несколько раз случалось напиваться в компании одноклассников и друзей по команде. Тогда приходилось ночевать у Сани, хотя мама все равно понимала, что он пил, и проводила с ним воспитательные беседы. Но с появлением Мирона такие загулы стали редкостью, было интереснее проводить время с ним.
— Ну, значит, так согреемся, — замечает толпу у входа. — Или нет. Похоже, сейчас будут встречать маму и Мирона, кидать в них деньги, лепестки и прочую ерунду…
Слава, который первым увидел молодых людей, машет им рукой, чтобы они подходили быстрее.
— Света волновалась. Я уже хотел вам звонить… Не уходите больше, не предупредив куда, ведь мы несем за вас ответственность.
Никита и Вика кивают, опускают головы, а Пашка встает на их защиту.
— Это я их позвал, не сердитесь, дядь Слав.
Тот грозит ему пальцем, раздает взятые в гардеробе куртки, а затем сует в руки корзинку с «посыпкой». Спустя десять минут арендованный лимузин и другие автомобили отъезжают от здания.
***
Из блокнота Павла Войтовича:
Лабиринтами улиц, проспектов
Я шагаю без компаса, вектора.
Зачерпнув дождевую ботинками,
Остаюсь черно-белыми снимками.
Лабиринтами явными, спящими
Я ищу себя здесь настоящего.
Повороты изломанной линией,
Без названия улицы, длинные.
Лабиринтами ясными, темными
Прогоняя свои, посторонние,
Лишь дыша глубоко, выпуская дым,
Я иду много дней, я все время один.
Лабиринтами и с сильной верой
В ту судьбу, что шагами меряю.
Собирая словами, картинками
Города под моими ботинками.
***
Мягкий свет ночника. Гул улицы проникает через окна белым шумом. Кровать перестала казаться слишком большой, но никогда не была такой уютной и комфортной.
— Неужели все закончилось? — тихий голос Олеси, уставший, но счастливый.
— Все только начинается, — Мирон притягивает к себе жену, наслаждаясь теплом ее кожи и смешанным запахом ее цветочного шампуня и своего геля для душа с ароматом моря. — Вам понравился сегодняшний день, госпожа Полунина?
То ли из-за беременности, то ли из-за первого супружеского секса кожа Олеси стала очень чувствительной, хочется каждой клеточкой ощущать тепло мужа.
— Очень. Я была бы не прочь повторить.
Мирон не видит ее улыбку, но чувствует.
— Вот малыш подрастет немного, и повенчаемся. Думаю, выйдет не хуже.
— А если она? — поворачивает голову и смотрит в глаза.
— Значит, малышка.
— Логично, — фыркает Олеся и снова облокачивается на мужское плечо. Удобно. Спокойно. Хорошо. Слезинка счастья скатывается по щеке и остается незамеченной.
Мирон дожидается, когда дыхание жены становится ровным, а сон — глубоким. Ему же, несмотря на усталость от прошедшего дня, не спится. Он смотрит на занавески, за которыми где-то прячется Луна, и шепчет слова благодарности высшим силам за то, что теперь у него есть семья. Спустя время он все же засыпает. Через семь месяцев на свет появляется маленькая Ева.