Чужие лица (СИ)

Мирон открывает дверь, помогает Олесе сесть в машину, обходит ее и садится рядом. Только теперь отпускает себя и позволяет себе сделать то, о чем думал весь прошедший день — поцеловать сидящую рядом женщину, насладиться ее вкусом, сбившимся дыханием и реакцией в виде румянца. До онемевших губ и головокружения у обоих. Если близость — необходимость, то касания — наркотик. Говорят, что любить — это хотеть трогать.

— Если ты и все остальное делаешь так же хорошо, как целуешься, то у меня скоро возникнут комплексы, — говорит Олеся, пристегивая ремень безопасности. Нужно хоть как-то занять руки, которыми хочется расстегнуть мужское пальто, пиджак, вытащить рубашку и коснуться обнаженной кожи. Согреть их так же, как горят сейчас губы и щеки.

— Если ты и дальше будешь говорить про «скоро», то мы оставим Павла без внимания и сегодня, а это ни к чему хорошему не приведет, — парирует Мирон, заводя двигатель и выезжая со двора. — Я, если честно, еще немного волнуюсь по поводу того, что он может о нас думать. Есть уверенность, что ему понадобится какое-то время, чтобы смириться с моим присутствием в другом статусе.

Олеся откидывает голову назад, невольно трется затылком о кожаное сидение.

— Рано или поздно ему придется это сделать. Пусть не сразу… Я думаю, что он не поставит меня перед выбором — ты или он. Мне бы очень этого не хотелось.

— Мне тоже, потому как я прекрасно понимаю, что у меня нет шансов конкурировать с Пашкой, — грустно улыбается Полунин и крепче обхватывает руль.

От этих слов Олесе становится трудно дышать, она уменьшает обдув теплым воздухом и поворачивает голову в сторону водителя, смотрит на напряженное лицо Мирона, его сведенные челюсти и нахмуренные брови. Видит, как он боится потерять то хрупкое, что зарождается между ними. Женщина кладет свою руку поверх его, гладит кончиками пальцев в успокаивающем жесте. Она раньше не задумывалась над тем, как сильно Мирон прикипел к их семье, что, помимо очевидных эмоций, таких, как страсть, в его душе горит что-то большее, долгоиграющее.

— Этого не случится, поверь. Пашка очень привязан к тебе, он мне сам говорил, что ему будет жаль, если вы прекратите общаться. Выбрось ненужные мысли из головы, — вкрадчиво, как мантру.

Этот ее жест и слова — все в совокупности, меняют его настроение, будто рождают его заново, заставляя губы растянуться в ответной улыбке, теплой, согревающей, легкой. Ее вера дарит Мирону ощущение покоя и спокойствия, таких необходимых, значимых, правильных. Ее глаза — вот куда он должен сейчас смотреть, он хочет видеть в них свое отражение, но вынужден концентрироваться на вождении, потому что не может допустить, чтобы с ними что-то случилось. Дома их ждет Пашка — ее сын, его друг, их Пашка.

— А ты умеешь водить? — интересуется не из праздного любопытства. Ему не нравится, что Олесе приходится пользоваться общественным транспортом, думает о ее комфорте и безопасности.

— Несколько лет назад уговорила бывшего мужа разрешить мне сдать на права, но машиной он делиться не захотел, а на свою не было денег, поэтому они так и пылятся где-то на полке, — вспоминать непросто, но гораздо легче, чем раньше. Удивительно, что именно благодаря чужому человеку — Мирону, в ее книге жизни окончательно перевернулась эта страница. Олеся больше не заглядывает в нее, не имеет желания открывать, даже когда остается одна. Теперь она увлечена написанием новой главы, и ей нравится это занятие. Чувства и эмоции, события и действия ложатся аккуратными словами на белую бумагу, выстраивают предложения и складываются в абзацы. Новая глава ее жизни — не любовный роман, но проза, где есть место случайным встречам, переплетению судеб и вере в будущее.

Припарковав автомобиль и забрав пакеты, Мирон подставляет свой локоть уже успевшей выйти из машины Олесе, ведет ее к подъезду, не позволяя упасть в гололедицу. Открыв дверь своим ключом, Войтович включает свет в прихожей и тут же натыкается на встречающих Мишку и сына.

— Привет, вот и мы. Возьми, пожалуйста, пакеты у Мирона, отнеси в кухню, я сама разберу.

— Привет. Я уже заждался. Чего вкусного купила? — Пашка, который уже заждался взрослых, заглядывает в один из мешков.

— Это Мирон все привез, я не знаю, что внутри, — растерялась мама. — Мы же хотели пасту делать, да? — поворачивает голову и вопросительно смотрит на мужчину, который уже успел помочь ей раздеться, погладить в приветствии кошку и теперь сам снимает ботинки.

— Там продукты не только для ужина, но и по мелочи… а еще я купил пирожных к чаю в неплохой французской кондитерской.

Пашка демонстративно облизывает губы, перехватывает пакеты и направляется в кухню, где тут же достает корзиночку с кремом и ягодами, кусает ее и принимается жевать.

— Обалденно, — наблюдая, как мама и Мирон моют руки, тесно прижавшись друг к другу у раковины, что их нисколько не смущает, подхватывает Мишку и дразнит ее пирожным. Та морщит мордочку и вытягивает шею, пытаясь понюхать взбитые сливки.