— Интересно, — вздохнул Мирон. — Теперь мы еще и трагам не должны верить. Кому же тогда верить? Свихнулись все, что ли?
— Нет, — ответил Кидси. — Не свихнулись. Продолжается то, что, видимо, началось давным-давно, задолго до нас. И мы теперь погрязли в этом по уши.
— Знаешь, Лот, — доверительно сообщил Мирон, — я — Воин. Мне не по душе ребусы. Мне не по душе шарады. Я не фокусник из балагана. Покажите мне, с кем драться, и я буду драться. А сейчас я, черти всех дери, ни хрена не понимаю. А поэтому, черти всех дери, давайте спать. Если, конечно, все визиты нам уже нанесены, черти всех дери, на ночь глядя, соленый лес, ковшиком по уху!!!
— Спать, так спать, — неожиданно легко согласился Демид. — О! Погодите! Что нам принесли-то?
Он распустил сыромятный ремешок и вытряхнул содержимое кошеля на ладонь. В сплетении судьбоносных линий тускло блеснули три Знака Воинов. Надо полагать, три лже-Знака.
Голова пухла. Было отчего.
Наутро в полном молчании позавтракали, свернулись, погрузили пожитки в челнок и отчалили. Весло взял Лот. Когда очертания островка стерлись туманом, Мирон негромко попросил:
— Высадите меня где-нибудь на северном берегу.
Для себя он все решил. Еще ночью.
Лот, не переставая бесшумно грести, осведомился:
— Ты что-то задумал?
— Я иду к Дервишу, — твердо сказал Мирон. — И не пытайтесь отговорить.
— Значит, — улыбнулся Демид вызывающе, — мы пойдем вдвоем.
— Ого! — поднял брови Лот. — Оба. Траги будут озабочены.
— Зато мы будем спокойны, — сказал Мирон, благодарно сжав ладонь Демида и ощутив ответное рукопожатие.
— Спокойны вы вряд ли будете, — пообещал Лот. — Ручаюсь.
Впрочем, путь Воина спокойным и не бывает, так что Лот ничем не рисковал, пророча это.
— Но ответьте мне, почему вы решили ослушаться трагов?
Демид набычился:
— Решили — и все. Шли к Дервишу, к нему и пойдем.
— Понятно, — сказал Лот. Как он и ожидал, вразумительно ответить Бернага не смог. — А ты, Мирон?
Шелех молчал. В самом деле — почему? Никогда еще Воин не осмеливался сомневаться в трагах. Воистину все не так в Шандаларе!
— Не знаю, Лот Кидси. Что-то подсказывает мне — мы об этом не пожалеем. Только ты нас не разубеждай. Не получится. Со мной по крайней мере.
— Со мной — тоже! — заявил Демид со свойственной молодости горячностью:
— Мальчики мои, — сказал Лот неожиданно усталым голосом. — Все утро я ломал голову над тем, как уговорить вас пойти со мной к Дервишу.
Мирон взглянул в лицо Кидси-рыжему и вдруг заметил, что тот постарел, и постарел сильно. Тело его осталось прежним, но глаза стали иными.
«А ведь он вдвое старше Демида… — подумал Мирон беспомощно. — Сколько ему еще носить Знак? Пять лет? Десять?»
— Здорово, — проворчал Демид. — Прям идиллия. Единство помыслов и намерений. Но ты-то, Лот, ты сумеешь объяснить, почему решил идти к Дервишу?
Лот уже стал обычным Лотом — целеустремленным и спокойным. Теперь у него даже морщин вроде бы поубавилось.
— Почему? Да потому, что я хочу знать правду. Правду, а не то, что соизволят сообщить мне траги. И если бы вы знали, как я рад, что вы со мной.
— Ну, — хмыкнул Демид, — с виду не самая плохая компания. А, Шелех?
В такие моменты Мирон всегда остро ощущал, что Братство — это не просто слово. И в этом до боли приятно было вновь и вновь убеждаться.
В тот день гребли с каким-то особым ожесточением, и юркий челнок летел по воде, словно у него отросли крылья.
Когда русло Батангаро стало все больше отклоняться к северу, внимание путников приковал левый берег. Высматривали веху — внушительный ледниковый валун, ныне полузатопленный. Но все равно над водой возносилась изрядная его часть. Здесь обычно высаживались на сушу, когда шли на Вудчоппер, Токат или Курталан, а также на озера поменьше, вроде Шакры или Шургеза. Лодку оставляли у вехи — ее потом подбирал кто-нибудь по пути на юг и юго-восток. Воины сами не раз оставляли здесь и верткие челноки, и тяжелые долбленки, и широченные тэльские плоскодонки, удобные в речных зарослях, а возвращаясь, неизменно находили что-нибудь плавучее. У валуна-вехи даже соорудили избушку лет сто назад. А может, и раньше. В ней не переводились припасы, нередко — спасение для незадачливых путешественников.
— Вижу! — радостно воскликнул Демид. — Греби под берег, Мирон.
Веха неясно маячила в тумане бесформенным темным пятном. Вокруг нее не росла даже опока.
— Гребу, гребу, — отозвался Мирон, налегая на весло. — Доплывем, никуда не денемся…
Демиду явно надоело валяться в лодке, хотелось по-настоящему размять ноги.
— Эхма! Побродим по болотам, вспоминать еще будешь челнок этот. И весло.
Бернага легкомысленно отмахнулся.
Повинуясь уверенной руке Шелеха, челн обогнул сероватую тушу валуна. Показалась кое-как сработанная пристань: несколько шатких столбиков-свай, вколоченных в илистое дно, с неким подобием настила. Мирон к ней править не стал, подогнал просто к берегу посудину верную, уперся веслом и вытолкнулся наполовину. Демид соскочил и помог, подцепив челнок за носовой прут. Кора мягко зашуршала о зернистый грунт. На суше против причала одиноко ютилась небольшая плоскодонка.